
Онлайн книга «Сандаловое дерево»
Мартин рассмеялся: — Меня с индусом спутать трудно, уж больно акцент силен. — Какие новости? Продолжая есть, Мартин рассказал о новых стычках в Калькутте и Лахоре. — Ганди пытается всюду поспеть, не допустить насилия, но… Да, старика все любят, но, когда разойдутся, его уже не слушают. — Люди повсюду одинаковы. — Я положила себе розового риса. — Как связь? Провода режут? — Есть пара случаев. Я вздрогнула, и он торопливо добавил: — Не здесь. — Телефоны работают? — Более-менее, — ответил Мартин после секундной паузы и потянулся за добавкой карри. Замкнулся. Зная по опыту, что подробностей от него не добьешься, я перевела разговор на другую тему: — Мы с Билли ходили сегодня на прогулку. — Да? — Наткнулись на Эдварда и Лидию. — Повезло вам. — Невыносимые люди. Некоторое время Мартин задумчиво жевал. — Парадоксально, но мир держится и на их самоуверенности. — Ты, должно быть, шутишь. Мартин отправил в рот очередную порцию карри. — Британский империализм объединил мусульман и индусов в борьбе против общего врага. Но теперь англичане уходят и застарелые религиозные распри закипают с новой силой. — Отсюда и необходимость разделения. Мартин кивнул: — Эту идею, иметь свою страну, поддерживают многие мусульмане, особенно их лидер, Джинна. Но времени до августа осталось совсем мало. Люди сбиты с толку и напуганы, а экстремисты с обеих сторон играют на обострение. — Почему бы англичанам просто не уйти, и пусть индийцы разбираются сами? — Им некому передать власть, нет центрального правительства. Британцы правили здесь столетиями. У Ганди есть Индийский национальный конгресс, состоящий преимущественно из индусов, у Джинны есть Мусульманская Лига, но цели у них разные. — Рассказывая, Мартин не забывал и есть. — Добиться компромисса трудно, потому что индусы и мусульмане привержены своим религиям. В этом их идентичность. — Кстати, о религии. Рашми проводит для нас пуджу. — Что? Я не собиралась ничего ему рассказывать, но хотела увидеть его реакцию. Будет ли он извиняться? Смутится? Посмеется? — Рашми говорит, что в нашей постели нет секса. Она молится Шиве. — Я потянулась к тарелке, втайне надеясь, что он возьмет меня за руку. Мартин, фыркнув, положил вилку. — Отлично. — А по-моему, забавно. Разве нет? — Да уж, весело. — Он раздраженно потер лоб, как будто сама мысль о сексе со мной была оскорбительна. Смущенная и уязвленная, я не могла вот так взять и отступить от затронутой темы. — Сегодня встретили человека из ашрама. Билли схватил его за нос, как папа делает. — Я невольно улыбнулась. — Его зовут Гарри. Интересный мужчина. — В Масурле есть ашрам? — рассеянно спросил Мартин. — Нет, мы встретили его в городе. — Что? — В Симле. Там же, где наткнулись на Эдварда и Лидию. — Ты ездила в Симлу с Билли? Я вскинула бровь: — А что тут такого? Мартин отодвинул тарелку: — Я тебе не верю. — Мы просто прогулялись. — Повсюду беспорядки, протесты, а ты тащишь Билли на прогулку? — Он постучал пальцем по голове, показывая, что кто-то здесь ведет себя как ненормальный. — Ох, ради бога. Симла — спокойное, тихое место. Или ты считаешь, что мы должны сидеть дома как пленники? — Это спокойствие может взорваться в любую минуту. — Голос его поднялся на пару децибел. — И я полагаю, что вы с Билли должны держаться подальше от неприятностей. Я отложила вилку и пристально посмотрела на него: — Мы жили в большом городе с высоким уровнем преступности. Мы ходили по магазинам и в кино. Гуляли по центру. Ездили в автобусах. Бывали в ресторанах, на озере. И мы никогда даже не думали о том, что надо опустить жалюзи и забиться в уголок. Мы читали в газете об ужасных вещах, но продолжали жить своей жизнью. И вот теперь, приехав через полмира в это чудесное место, ты хочешь, чтобы мы сидели взаперти? — Городская преступность и гражданская война — не одно и то же. — Мартин швырнул на стол салфетку. — Не думал, что мне придется это сказать, но выхода нет. Я запрещаю вам выходить в город. — А как же мои занятия? — Занятия у тебя в деревне. Недалеко — можно. Оттого что он определил границу, стало только хуже. До стены гарема гулять можно, до забора с колючей проволокой — да, но дальше — ни шагу. Я взялась за края стола, словно для того, чтобы не взвиться, не разлететься на кусочки, и громко произнесла: — Не говори ерунды. Никакой войны здесь нет. Война закончилась. Понимаешь? Война закончилась. Мартин вскочил, опрокинув стул. Я вздрогнула, а он уже стоял надо мной, сжимая кулаки, и мышцы у него на шее бугрились, жилы натянулись струнами. За спиной раздался всхлип. Я повернулась и увидела Билли. Он сонно тер глаза, в другой руке поник Спайк. — Вы чего кричите? — Все хорошо. — Я встала, подхватила сына на руки. Он сразу же опустил голову мне на плечо. — Извини, сынок, — пробормотал, поднимая стул, Мартин. — Все в порядке. Я отнесла Билли в спальню, уложила в постель. Он посмотрел на меня: — Не люблю, когда вы с папой кричите. — Знаю, Персик. Прости, что разбудила. — Я подсунула ему Спайка. — Мне страшно, когда кричат. — Не бойся. Все хорошо. — Я поцеловала его и опустила сетку. — Больше никто кричать не будет. Обещаю. А теперь засыпай. Билли обнял Спайка. Я вышла и остановилась в коридоре. Если вернуться в столовую, мы снова разругаемся, снова раскричимся. Я прошла в спальню и закрыла за собой дверь, только близость сына помешала мне хлопнуть ею как следует. На следующее утро я обнаружила Мартина на диване, где он и провел ночь, укрывшись кораллово-бирюзовой накидкой. Посмотрев на него, храпящего и небритого, я заметила на сервировочном столике наполовину пустой стакан со скотчем. Сколько еще? Сколько еще так будет продолжаться? Преподобный Локк был долговязым англичанином, бледное, рыхлое лицо и католический воротничок маскировали натуру забавную и остроумную. Когда утром того дня я открыла ему дверь, он церемонно поклонился и широко улыбнулся, без всякого смущения продемонстрировав редкие зубы. — Миссис Митчелл! — Это прозвучало как объявление. |