Онлайн книга «Роковое совпадение»
Каким-то образом нам удается выпасть из палатки. Мою правую щеку обдает жаром, пальцы Патрика запутались у меня в волосах. Я знаю, это плохо, это плохо, но во мне есть место для него. Я чувствую, как будто он был первым, раньше всех остальных. И я уже не в первый раз думаю, что то, что противоречит морали, не всегда плохо. Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на него: — Почему ты развелся? — А ты как думаешь? — мягко спрашивает он. Я расстегиваю свою блузу, но потом, залившись краской, запахиваю ее снова. Патрик накрывает мои руки ладонью, стаскивает с них прозрачные рукава. Затем снимает свою рубашку, и я нежно прикасаюсь к его груди, исследую рельефные мышцы, которые не принадлежат Калебу. — Не думай о нем, — умоляет Патрик, потому что он всегда умел читать мои мысли. Я целую его соски, опускаюсь ниже по стрелке темных волос, исчезающих в брюках. Мои руки возятся с ремнем, пока в руках не оказывается его плоть. Я опускаюсь ниже и беру ее в рот. В то же мгновение он дергает меня за волосы, и я падаю ему на грудь. Его сердце бешено, призывно колотится. — Прости, — выдыхает он мне в плечо. — Слишком много. Слишком много тебя. Минуту спустя он смакует мое тело. Я стараюсь не думать о дряблом животе, растяжках, других недостатках. С мужем не нужно волноваться о таких вещах. — Я не… Ты понимаешь. — Ты что «не»? Его слова — дыхание между моих ног. — Патрик! Я тяну его за волосы, но его палец скользит внутрь, и я сдаюсь. Он ложится на меня, крепко прижимается, осторожно входит. Мы двигаемся так, как будто занимались этим всегда. Потом Патрик отстраняется и кончает между нашими телами. Сперма связывает нас, кожу с кожей — липкая вина. — Я не смог… — Знаю. — Я касаюсь пальцами его губ. — Нина… — Он закрывает глаза. — Я люблю тебя. — Я знаю. Я могу позволить себе произнести только эти слова. Я глажу его плечи, спину вдоль позвоночника. Пытаюсь впитать эти воспоминания. — Нина, — Патрик прячет улыбку в изгибе моей шеи, — а я все равно лучше играю в «Улику». Он засыпает у меня в объятиях, а я смотрю на него. И тогда я признаюсь ему в том, в чем не могу признаться больше никому. Сжимаю кулак — жест, обозначающий английскую букву «S», — и описываю им круг у сердца. Это самый честный способ сказать «прости». Патрик просыпается, когда солнце только-только показывается над линией горизонта. Он касается рукой Нининого плеча, потом своей груди — просто чтобы убедиться, что все происходит наяву. Ложится опять, пристально смотрит на тлеющие в камине угли и мысленно просит, чтобы никогда не наступало утро. Но утро обязательно наступит, а с ним — время для объяснений. Хотя он знает Нину как свои пять пальцев, Патрик до конца не уверен, какую отговорку она придумает. Это ее работа — осуждать проступки других. И неважно, в какие слова она все облачит, он услышит только одно: «Этого не должно было произойти, все случившееся — ошибка». Из ее уст Патрик хочет слышать только одно слово — свое собственное имя. Все остальное… лишь ослабило бы впечатление от этой ночи, а Патрик хочет, чтобы оно осталось нетронутым. Поэтому он аккуратно убирает руку из-под сладкой тяжести Нининой головы. Целует ее в висок, вбирает в себя ее запах. Он отпускает ее, пока у нее не появился шанс отпустить его. Первое, что я вижу, — вертикально стоящая палатка. Второе, что замечаю, — отсутствие Патрика. В какой-то момент этого невероятно крепкого сна он ушел от меня. Наверное, это к лучшему. К тому времени, как я убрала все следы вчерашнего пиршества и приняла душ, я почти убедила себя, что это правда. Но я не могу представить, как встречу Патрика и не вспомню, как он лежал на мне, как его черные волосы щекотали мое лицо. И мне кажется, что умиротворение, растекающееся во мне, словно мед, нельзя списать только на Рождество. «Прости меня, святой отец, ибо я согрешила». А разве я согрешила? Неужели сама Судьба всегда играет по правилам? Между «дóлжно» и «следует» пропасть широкая, как океан, и я в тону в нем. В дверь звонят. Я вскакиваю с дивана и поспешно вытираю глаза. Наверное, вернулся Патрик с кофе и бубликами. Если он сам решил вернуться, это снимает вину с меня. Даже если я сама всегда этого страстно желала. Но когда я открываю дверь, на пороге стоит Калеб, а перед ним Натаниэль. Улыбка моего сына белее, чем ослепительный блеск снега перед домом. И на секунду я тревожно вглядываюсь поверх плеча Калеба, пытаясь разглядеть, замело ли снегом следы автомобиля Патрика. Можно ли уловить запах греха, как духов, въевшихся в кожу? — Мамочка! — восклицает Натаниэль. Я поднимаю его высоко в воздух, наслаждаясь тяжестью его тела. Сердце, как колибри, бьется в горле. — Калеб… Он не смотрит на меня: — Я не буду заходить. Это визит из жалости. Через несколько минут Натаниэль уедет. Я крепче прижимаю к себе сына. — Веселого Рождества, Нина! — желает Калеб. — Я завтра его заберу. Он кивает мне и спускается с крыльца. Натаниэль болтает без умолку, его радость еще сильнее окутывает нас, когда грузовик Калеба отъезжает от дома. Я смотрю на следы, оставленные Калебом на заснеженной дорожке, как будто они являются ключом, неправдоподобным доказательством того, что привидение было и исчезло. Часть III Наши добродетели — это чаще всего переодетые пороки. Франсуа, герцог де Ларошфуко Сегодня в садике мисс Лидия угощала нас особым обедом. Сначала мы получили листик салата с изюмом. Это была личинка. Потом косичку волокнистого сыра — гусеницу. Потом куколку насекомого — виноградину. Последним был кусок хлеба с корицей, вырезанный в форме бабочки. После этого мы вышли на улицу и освободили бабочек-монархов, которые родились у нас в классе. Одна села мне на запястье. Сейчас она выглядела совсем по-другому, но я точно знал, что это та же гусеница, которую я нашел неделю назад и отдал мисс Лидии. Потом она улетела к солнцу. Иногда мир меняется так быстро, что в горле все болит. Глава 7 |