Онлайн книга «Персики для месье кюре»
|
Она тут же попробовала один и воскликнула: — Восхитительно! Ты не утратила ни капли мастерства. Подумай, что ты могла бы сделать, если б только… — Она так резко оборвала начатую фразу, что я услышала, как она невольно лязгнула зубами. Если б только что? Если бы я переехала сюда навсегда? Не это ли она пытается мне сказать? И почему мысль об этом вызывает у нее такую панику? Я улыбнулась. — Ну, практики у меня было хоть отбавляй. И потом, я подумала, что ты с удовольствием съешь именно такой трюфель. В кафе народу было совсем немного, заняты были лишь несколько столиков. В глубине зала, чуть дальше барной стойки, я заметила Мари-Анж: она то и дело выглядывала из-за занавески из бусин, отгораживавшей вход в задние помещения, и пыталась обратить на себя внимание хозяйки. Я поднесла к губам чашку с шоколадом. Вкусно. Конечно, этот шоколад был не настолько хорош, как мой, но все же… Мари-Анж принялась яростно жестикулировать, и Жозефина, глянув наконец в ее сторону, сказала: — Извини, Вианн. Мне надо идти. У меня срочные дела. — Что-нибудь случилось? Она покачала головой и улыбнулась. Но было заметно, что улыбка эта поверхностная, призванная лишь скрыть смятение, таящееся в глубине. — Нет, нет, ничего страшного. Прошу тебя, сиди спокойно и пей шоколад. Знаешь… в кафе всегда столько всяких дел… Я снова оглядела предельно тихое кафе. Два молодых человека пили легкий коктейль «Дьяболо» с мятным сиропом; Пуату перекусывал, собираясь перед обедом вновь открыть булочную; Жолин Дру и Бенедикта Ашрон, заказав черный кофе, пристально следили за тем, что происходит на улице. Ни та, ни другая не сказали мне ни слова, но я видела, как они исподтишка наблюдают за Розетт, которая, устроившись под столом и тихонько ухая, играла с Бамом. На какое-то мгновение мне показалось, что все дело в Розетт, что именно в ней причина той неловкости, которую испытывает Жозефина; многим людям бывает не по себе, когда они сталкиваются с чем-то необычным. Вот и у Жолин с Бенедиктой моя девочка явно вызывала непонятную тревогу и раздражение… А может, это из-за того, кто отец Розетт? Я протянула дамам коробку с трюфелями и предложила: — Не хотите ли попробовать? Эти трюфели я называю «Hypocrites». Не сомневаюсь, это ваши любимые. Жолин тут же засуетилась: — Но я… не ем шоколад! Бенедикта смотрела на меня свысока. Поблекшая блондинка с сахарной улыбкой и чрезмерным количеством украшений, она всегда считала себя естественной наследницей Каро Клермон. — Вряд ли вы найдете здесь много женщин, которые станут есть шоколад, — сказала она. — Мы должны следить за фигурой, не так ли? — Да, действительно, — с улыбкой сказала я. Аура Бенедикты пылала желтовато-зелеными оттенками желчи. Розетт под столом запела тоненьким голоском, невероятно похожим на птичий. Бенедикта сладким, как сахарный сироп, тоном заметила: — Какая милая у вас девочка! Как жаль, что она совсем не говорит! — О нет, иногда она говорит, и очень много! — возразила я. — Дело в том, что обычно она ждет, когда ей будет что сказать. Жаль, что далеко не все так поступают. — Извините, мадам… — сказал кто-то у меня за спиной. Я обернулась и узнала Шарля Леви, который живет на той же улице, что и Франсис Рейно. В былые времена он не был завсегдатаем моей chocolaterie, но мы тем не менее хорошо знали друг друга. Шарль — очень приятный старик, всегда аккуратно одетый и весьма щепетильный. Рядом с ним стояла Генриетта Муассон, пожилая дама, которую я тоже прекрасно знала со времен существования моей шоколадной лавки. В руке Генриетта держала розовый кошачий ошейник, украшенный металлической подвеской в форме сердечка; вид у старушки был встревоженный и растерянный. — Я подумал, что, возможно, вы сумеете нам помочь… — смущенно продолжал Шарль Леви. — Дело в том, что мы ищем месье кюре… — Но ведь сегодня среда, — сказала ему Жолин. — Вы же знаете, что по средам он у нас не работает. Шарль Леви недовольно на нее глянул и пояснил: — Нет, нам нужен не отец Анри. Я ищу кюре Рейно. Жолин приподняла выщипанную в ниточку бровь. — Рейно? А он-то вам зачем понадобился? Всем известно, что он совсем спятил. — Вот как? В прошлое воскресенье, когда мы с ним виделись, он мне показался абсолютно разумным и здравомыслящим, — сказала я. — Ну а Каро его видела вчера! И она считает, что у него полное размягчение мозгов и это лишь вопрос времени… Впрочем, у него ведь всегда была к этому некоторая склонность, как вы знаете. Шарль, не обращая на нее внимания, снова обратился ко мне. — Я полагаю, вы с месье кюре в дружеских отношениях, — сказал он. — Дело в том, что я не раз говорил с ним о моем коте. О моем Отто, которого мадам Муассон частично усыновила. Я очень люблю этого кота, мадам, но кюре Рейно заставил меня понять, что, возможно, ее потребность в общении с ним сильнее моей. И вот теперь Отто исчез, а мадам Муассон подозревает меня. Генриетта презрительно на него посмотрела и заявила: — Мой Тати никогда бы не убежал! — Он все-таки кот, — возразил Шарль, — и рано или поздно он, конечно, убежал бы. А вот если бы вы звали его по имени, которое он понимает, на которое откликается… — Отто — имя грязных бошей! — с отвращением воскликнула Генриетта. — Мой дед тоже был немцем, — заметил Шарль. Генриетта презрительно хмыкнула: — В таком случае ничего удивительного, что этот кот не хочет у вас жить! И вы еще будете мне рассказывать, что он удрал просто так! Она показала мне розовый ошейник. На подвеске в виде сердечка было выгравировано имя: ТАТИ. — Ошейник я нашла у реки, — сказала она. — Мой Тати просто обожает свой ошейник! — У реки? — Я нахмурилась. — А ваш Отто, или Тати, случайно не черный котик с белым пятном на мордочке? — Вы его видели! — воскликнул Шарль. — Думаю, да. Хотя в Маро, насколько я знаю, он носит имя Хазрат и проявляет настоящую страсть к кокосовому печенью. Генриетта горестно взвыла: — О нет! Только не в Маро! Не у этих maghrebins! Рядом с ними даже коту находиться небезопасно! Они же сделают из моего Тати кошачий кебаб… Я заверила ее, что ее Тати отправился с визитом в один очень хороший дом, где к нему относятся как к самому почетному гостю, и пообещала вскоре узнать о нем и сообщить ей. Хоть мне и не удалось до конца успокоить пожилую даму, она все же согласилась присесть и съесть трюфель. Шарль присоединился к нам — но лишь после того, как удобно усадил Генриетту. |