Книга Последний инженер, страница 41 – Евгения Мелемина

– На Китайскую.

В городе что-то назревало, но это чувствовали лишь бездомные, привыкшие к неожиданным нападениям. Они, бледные, как опарыши, первыми расползлись по норам и сбивались в кучи. Остальные жители вели обычную ночную жизнь: засыпали в кроватях, готовились к завтрашнему дню, а самые отчаянные гуляли по улицам в поисках знакомого торговца или проститутки, с которой можно было провести несколько часов, стесняясь и мучаясь от отвратительного чувства сексуального голода.

Их было мало: Дюк видел несколько почти бесплотных теней, моментально прячущихся от света фар. Карага не смотрел в окно. Он сосредоточенно уставился на приборную панель и затих не шевелясь.

Иногда Дюку казалось, что меха все-таки отключился, и тогда он легонько тыкал в него разрядником.

– Я тут, – раздраженно сказал Карага, когда это случилось в пятый раз, – энергии у меня в обрез…

– Китайская. Куда дальше?

– Вот дом, – кивком указал Карага. – Света нет. Может, спит… Дверь будем ломать.

– Не надо ломать дверь, – не согласился Дюк, остановил «Колосса» и вылез первым, а потом помог выбраться Караге, который потерял всю свою гибкость.

В подъезде тихо мигала лампа охранной сигнализации. Поискав и найдя камеры, Дюк перерезал провода монтажным скальпелем. Ему не хотелось, чтобы по вызову кого-то из жильцов привалил целый отряд и застал его сотрудничество с меха.

Пусть лучше жильцы думают, что камеры сломались, такое случалось часто, особенно в старых районах.

Темный прямоугольник запертой двери подсвечивался умиротворенным светом простого электронного замка.

Дюк пробежался пальцами по кнопкам набора, и дверь бесшумно отворилась.

– К этим замкам есть универсальный код, – пояснил он, входя в прихожую и включая свет.

Карага вошел следом и сразу устремился в комнату.

– Здесь живет террорист? – недоверчиво спросил Дюк, остановившись на пороге.

Комната напоминала гравюры с изображениями древних библиотек. Повсюду громоздились настоящие, бумажные, книги в разноцветных обложках и современные трактаты коллекционных серийных изданий. Эти были отпечатаны на полупластике и оснащены электронными закладками.

Запах пыли и клея. Книг не было только на маленьком клетчатом диванчике. Экран телевизора мерцал, на столике рядком высились пустые пивные бутылки.

Карага выдвинул ящики стола и принялся выбрасывать оттуда какие-то конверты, плоские фотоотпечатки и исписанные листы. Дюк подхватил фото, пригляделся.

– Он женщина, что ли?

– Кто женщина? – спросил Карага и круто обернулся. – Какая еще женщина?

Дюк показал фото. Карага долго смотрел на него, потом сказал:

– М-да, – и отвернулся.

Дюк положил фото на стол и распаковал хрустнувший конверт. Пробежал глазами по строчкам и сел на диванчик, решив дочитать до конца. Письмо его заинтересовало.

«Милый Джонни, – говорилось в письме, – мой долг, как матери, дать тебе последние наставления, поскольку обстоятельства вынуждают меня покинуть тебя, и не думаю, что ты сможешь винить меня в этом. Ты должен помнить, что я спасла тебе жизнь, перешагнув через принципы и веру в Бога. Я взяла на себя страшный грех, но не могла поступить иначе, потому что очень тебя люблю. Помни об этом и никогда не вини меня в произошедшем. Всегда думай о том, чего мне это стоило, и будь благодарен.

Я мало рассказывала тебе о твоем отце, потому что стыдно и больно вспоминать об ошибках молодости и о безрассудстве, с которым я относилась к своей жизни и жизни моего будущего ребенка. Я надеялась, что Бог простит, но каждое преступление против него должно быть наказано, и я с радостью принимаю это наказание.

Ты – расплата за мои грехи, и тебе передалась часть моей вины, и за это я прошу прощения.

Неси свой крест достойно, помни, что это справедливое и честное наказание, и гордись им.

Я вышла замуж за ужасного человека, но я любила его и всю себя отдала, чтобы сделать его другим. Я старалась открыть ему красоту и гармонию мира и преуспела в этом, порой казалось, что моя миссия выполнена. Каждый из нас имеет свою миссию в жизни, и моей, проваленной, был он, превращение его в открытое Богу существо, со смирением и радостью принимающее дары нашего Творца. Самый главный дар его – наше тело, человеческое тело, совершенное и наполненное душой.

Я не справилась с ним и не справилась со своей любовью. Он выбрал дьявольский путь превращения в механизм, погубив свою душу, меня и тебя. Твоя болезнь не была случайностью. Это расплата за мою слабость, за то, что я не смогла покинуть его сразу и надеялась.

Мне до сих пор страшно думать о том, что я позволила быть со мной не человеку, а техническому приспособлению.

Как видишь, я с тобой полностью откровенна и говорю вещи, которые мать не должна говорить своему ребенку.

Когда я узнала о твоей болезни, я увидела два пути: смириться и достойно встретить твою смерть; и второй, неправильный, путь. Я могла сохранить тебе жизнь, отняв твою душу, и материнское сердце не смогло противостоять соблазну.

Я не посмела отнять твою жизнь, но поняла, что должна наконец искупить все грехи, поэтому пусть мне и тяжело, и тяжело тебе, но я ухожу, отправляюсь во служение, а тебя прошу не вспоминать меня с обидой и злобой».

– От вас могут рождаться дети? – спросил Дюк, пытаясь снова свернуть конверт.

– Могут, – мрачно ответил Карага.

Он тоже что-то читал, держа развернутый листок в грязных обожженных пальцах.

– Не повезло им.

– После меха-истерии их всех выбили, – сказал Карага, – сатанинские отродья.

– Не всех, – поправил Дюк, – вот тут какая-то истеричка клянется, что оставила ребенку жизнь и поперлась замаливать грехи. Высоким слогом пишет. Сектантская промывка.

– Дура, – с чувством сказал Карага.

– Так где он? – спросил Дюк, поднимая глаза.

Карага промолчал. Среди малозначащих писем, записок и написанных от руки статеек околополитического содержания отыскался номер какого-то регистрационного свидетельства, выданного медицинской реконструкционной лабораторией «Брианна», и счет, списанный с кредитной карты Розы Доу. Судя по нему, Роза отдала лаборатории чудовищную сумму.

– Это все очень романтично, – сказал Дюк, – но где чертов террорист?

– Погоди судить, – вдруг ответил Карага и сел на стул.

Во всей его фигуре сказалось чудовищное напряжение. Раны почернели, запах гари и кислоты распространялся волнами, окровавленные руки лежали неподвижно.

Выглядел он так, будто вот-вот перестанет существовать и сосредоточился на секунде ускользавшего сознания.

Помрет, решил Дюк. Все, был меха и кончился. Хорошо, хоть успел помочь часть экипировки демонтировать.