Книга Честь проклятых. Воля небес, страница 11 – Александр Прозоров

– И ты этим хвастаешься? – повысил голос Басарга.

– С чего бы и не похвастаться? – ничуть не смутился датчанин. – Монахи, вон, за плохую учебу пороть приноровились. Там не синяки, там и шрамы порою остаются. А после моего наказания у них прилежание если не к морскому делу, так хоть к рукопашному растет. Тимофей и Илья, вот, ныне уже так дерутся, что непонятно, кто из нас кого лупит! Впору супротив каждого двоих-троих бойцов выставлять!

Подьячий довольно ухмыльнулся: Тимофей с Ильей были старшими Матрениными мальчишками. Ее и его…

– Как рука?

– Бог милостив, – повел плечом датчанин, – заросло, как на собаке. Воздух русский вельми здоровью способствует. Оттого вы завсегда такие плечистые и румяные вырастаете. Воздух да баня!

– Борода у тебя тоже из-за воздуха выросла? – указал пальцем на острый подбородок моряка боярин.

– Да игумен замучил, который сирот закону Божьему учит, – отмахнулся датчанин. – Нельзя да нельзя образ свой портить, господом сотворенный. Как ни увидит, сразу гнусить начинает: без бороды в рай не пустят, босое лицо – бабье, голые щеки суть грех содомский… Ну, плюнул я да бриться и перестал. Мне же проще!

– А косички, они не грех? – двумя руками пощипал себя за бороду Басарга, намекая на две пятивершковые косички, да еще и со вплетенными в них синим и зеленым шнурками.

– Плюется, но молчит, – рассмеялся довольный своей выходкой Роде. – Разве плохо смотрятся, хозяин? Коли не нравятся, так воля твоя: состригу.

– Нравятся, – махнул рукой Басарга. – Носи.

– Ага… – Датчанин опять вскинул голову вверх и приободрил паренька, качающегося на веревках примерно на полпути: – Давай, Егорка! Чуток осталось! Одной ногой ты, считай, мореход! Теперь вторую ногу в мореходную крести!

– Как тебе мой приют, мореход? – негромко поинтересовался подьячий.

– Славное место! Жратва от пуза, никогда не скучно, науки толковые. Мальчишки вырастут всем на зависть. И в драке, и в знании любому фору дадут. Повезло. Родной родитель, знамо дело, – цыкнул зубом Роде, – родной дитятку свою на такую муку не отдаст. Полдня в седле, полдня с пером и бумагой, полдня со шпагой али на лестнице. И всей свободы – крепкий сон по ночам. Родные своих отпрысков в перины кутают да пирожными кормят. Наукой же с малой ложечки кормят. Потому из графьев и королей токмо тюфяки пузатые и растут.

– Ладно, хватит болтать! – сразу посуровел Басарга. – Я по твою душу прискакал. Собирайся, ты мне нужен.

– Да? – резко обернулся к нему датчанин. Несколько мгновений смотрел в глаза, потом глянул на ванты, на боярина, снова на ванты. Вскинул брови: – Не может быть!

– Рот закрой! – потребовал боярин.

– Воля твоя, господин, – заученно поклонился датчанин, ухмыльнулся и добавил: – Однако, мыслю, ленивых пузанов вскорости ждут большие трудности.

– Неправда это, – после короткого колебания ответил Басарга. – На Руси принято престолу и православию служить, а не за титулами гоняться. Царь токмо поместьями и серебром наградить может, но не родовитостью. Слуг храбрых и умелых вырастить для отчины хочу, а не графьев и королей новых.

– Воля твоя, боярин, – опять не стал спорить Роде. – Однако же, коли и у меня здесь потомство уродится, хотел бы его к твоим «сиротам» в компанию определить. Возьмешь?

– Ты хочешь остаться? – теперь удивился подьячий. – Завести здесь семью?

– А куда я денусь, господин? – развел руками датчанин. – Я твой пленник, выкупа мне платить нечем. Видно, судьба.

– Коли судьба, возьму, – пообещал боярин Леонтьев. – Однако же в дорогу все едино сбирайся. Завтра в Вологду поедем.

– Дня три мне дай, господин, – попросил датчанин. – Чтобы уроки на середине не рвать. Хоть в общих чертах объясню, как в открытом море определяться, раз уж в подробностях не получается. А то что же за учение выйдет, коли наполовину брошено? Это как шлюпка с одним веслом получится. Надобно хоть какую палку да во вторую уключину воткнуть.

– Три дня? – Басарга подумал, глядя, как счастливый Егорка шустро скользит по веревочной лестнице вниз.

Интересно, он чей? Мирославы, Матрены? Неведомой софонинской паломницы али просто кого-то из местных смердов?

– Боярин!

– Три дня? – очнулся от задумчивости подьячий. – Три дня не страшно. Заканчивай.

– Благодарю, господин.

– Матрену-книжницу не видел? Счету и письму учит.

– Вроде как в Корбалу отлучилась. Лавка там у нее, от монастыря недалеко.

– Я прошел, прошел! – бегом домчался до датчанина Егорка прыгнул на него и обнял на уровне пояса.

– Молодец! – похлопал мальчонку по спине Роде. – Теперь меч и усы носить имеешь полное право. Ибо – мужик! А еще раз сможешь?

– Смогу! – Егорка отпустил датчанина и снова помчался к вантам, расталкивая других мальчишек.

Басарга хотел было спросить, почему на вантах тренируется одна малышня, но передумал. Сказал же датчанин, что для подростков одни занятия, сложные, а для детей малых – другие. Может статься, на уроке слова Божьего они сейчас сидят или пищали разбирают, сабли точат – кто знает? Сам же хотел как можно большему «сирот» научить. Вот они и учатся.

Оставив Роде заниматься с детьми, подьячий вернулся в усадьбу. Велел позвать старосту. Боярин хотел приказать оседлать лошадь, чтобы обернуться в Корбалу – но Тумрум, выскочив на крыльцо, радостно крикнул:

– Протоплена баня, батюшка! Извольте париться! Вот, и квасок с ледника аккурат туда несу. Пенистый, с хреном и мятой!

– Ну наконец-то! – кивнул Басарга.

Как ни хотелось ему встретиться с Матреной еще раз, но помыться после долгого пути все-таки было нужно. И без того первую ночь грязным провел.

– Ты вот что, Тумрум… Коли Матрена-книжница появится, ко мне ее пришли. Забыл вчера несколько поручений ей дать.

Отчего староста принес в баню квас, а не мед или пиво, Басарга так и не понял. Может статься, день случился постным? На накрытом в предбаннике столе токмо копченая и соленая рыба, маринованные огурцы, моченые яблоки да курага с изюмом. Никакого мяса.

Впрочем, распарился подьячий всласть и без хмельного. Отогрелся, окатился, снова прогрелся до нутряного жара, выскочил наружу, с разбега нырнув в сугроб, побарахтался в нем, вернулся на верхний полок, парился, опять прогрелся, окатился теплой водой, вышел в предбанник отдохнуть…

– Привел я Матрену, боярин! – оказывается, здесь его поджидал староста. – На пути в приют холопы заприметили. Позвать?

– Зови, раз нашел, – сев за стол, подьячий накинул на чресла полотенце, придвинул ближе блюдо с копченым судаком.

– Давай, книжница, заходи! – приоткрыв дверь, кликнул женщину Тумрум.

– Звал, боярин? – бесшумно скользнув внутрь, низко поклонилась воспитательница, одетая во все тот же скромный кафтан и закутанная в пуховый платок.