Онлайн книга «Миланский черт»
Единственным посетителем читального зала в этот день оказался один из сыновей Хойзерманнов. Он сидел в мягком кресле, самозабвенно щелкая кнопками и клавишами своего «Game boy», издававшего возбужденные электронные звуки, и даже не заметил Соню. Она быстро отыскала полку с романами Сименона, взяла «Ошибку Мегрэ» и поставила принесенный том на ее место. На приставном столике рядом с креслом, мимо которого она хотела протиснуться, беспорядочно лежало несколько книг, как будто кто-то выбирал себе подходящее чтение, но неожиданно вынужден был прервать это занятие. Одна из них была раскрыта. Название другой, лежавшей рядом, наверху небольшой стопки, вызвало у Сони зрительный образ — два слова, написанные на пыльном стекле черного лимузина: «Миланский черт». Она взяла старый, потрепанный том в руки. Золотыми, растрескавшимися от старости буквами на темно-зеленом холщовом переплете было оттиснуто название: «Миланский черт», а под ним, более мелким шрифтом: «и другие альпийские легенды». Соня взяла книгу с собой. — Он и в самом деле голубой. — Нет. — А чего же он тогда играет Цару Леандер? — Он играет это для тебя, Соня. Она сидела с Мануэлем в баре. Их сюда «заманила» Барбара Петерс, объявившая, что для сотрудников напитки отпускаются по специальному прейскуранту. Потому что, мол, нет более удручающего зрелища, чем пианист, играющий в пустом баре. Когда они вошли, пианист мельком взглянул на них и вновь углубился в свою игру «для собственного удовольствия». Его звали Боб. Боб Легран из Канады. Мануэль узнал это в конторе. Он мог бы и сам спросить его, но не хотел, чтобы тот подумал, что он его клеит. — Ну и что тут такого? — спросила Соня. — Ты же и в самом деле хочешь его склеить? — Нет, — возразил Мануэль. — Я хочу, чтобы он склеил меня. Боб, судя по всему, был далек от подобных намерений. Он сидел за роялем и в глубокой задумчивости внимал звукам, извлекаемым его руками. — А почему вы расстались — ты и твой муж? Соня залпом допила свое шампанское и, подняв бокал, дала понять бармену, что желает повторить. — Что, такая длинная история? — спросил Мануэль. — Нет, такая скучная. — Расскажи. — Все произошло, как это чаще всего и бывает: мы стали чужими друг другу. Вернее, мы всегда были чужими. Мы постепенно заметили, что чужие друг другу. — Оба? — Да. Но призналась в этом только я. Для него это было не важно. По-моему, для него так даже было лучше. Жизнь, которой он жил и которой собирался жить дальше, возможна лишь с чужим человеком. — И что же это за жизнь? Ванни принес ей новый бокал шампанского. — Жизнь напоказ. Как живут все его друзья, его родители, его братья и сестры. Как все, кому он стремился подражать. Мануэль откинулся на спинку кресла, как ребенок, слушающий сказку на ночь. — А потом? — Как обычно: у него были какие-то женщины, и он считал, что в этом нет ничего особенного. Потом у меня были какие-то мужчины, и он уже не считал, что в этом нет ничего особенного. — И вы расстались? — Я рассталась. Он был за то, чтобы мы попытались «притереться» друг к другу, но я не большой любитель этого вида спорта и сначала переехала на другую квартиру, а потом подала на развод. — И проиграла процесс? — Выиграла. — Так зачем же тебе работать? Насколько я понимаю, капусты у него хватает. Я думал, ты вынуждена работать… — Я не вынуждена. Я хочу работать. — Почему, черт побери? — Расскажу как-нибудь в другой раз. Пианист прекратил игру. Соня помахала ему рукой, приглашая к ним за столик. — Ты что, с ума сошла? — прошипел Мануэль. Пианист ткнул себя пальцем в грудь и вопросительно посмотрел на Соню. Та кивнула. Он встал и подошел к их столику. Соня предложила ему сесть. Он заказал пиво. Боб Легран оказался солистом камерного оркестра из Квебека, с которым был на гастролях в Европе, где и остался по окончании турне и жил, пока не кончились деньги. А теперь устроился бар-пианистом в «Гамандер». Это была его первая работа, с тех пор как он оставил оркестр. Ровно через пятнадцать минут он вернулся к роялю. — Ну вот, я же говорил! — вздохнул Мануэль. — Никакой он не голубой. Соня не стала возражать. внизу плачет какая-то женщина на каком этаже? не знаю, что делать? вызови полицию они спросят что я здесь делаю ты в гостях ок Эсэмэс вырвала ее из зыбкого, отравленного алкоголем сна. Она долго просидела в баре. Пианист во время каждой паузы садился за их столик и выпивал бокал пива. Она каждый раз из солидарности выпивала бокал шампанского. В одиннадцать Мануэль откланялся. Она просидела до конца. Сейчас было без двадцати два. Она попробовала снова уснуть. Но ее тело отказывалось подчиняться мозгу. Она чувствовала собственный пульс. В левом ухе раздался тонкий, высокий звук. В затылке что-то покалывало, грозя к утру перерасти в мигрень. А еще было какое-то невнятное чувство, связанное с пианистом. Она включила свет и взяла мобильный телефон. она перестала плакать все равно позвони в полицию типа на помощь! какая-то женщина перестала плакать! Соня выключила мобильник и взяла с тумбы-умывальника «Альпийские легенды». Между страниц она обнаружила черно-белую почтовую открытку с изображением козьего стада на деревенской улице и надписью «Привет из Нижнего Энгадина!». Текст на открытке, которой была заложена заглавная история, отсутствовал, но кто-то шариковой ручкой обвел голову козла, идущего впереди стада. Миланский черт Высоко-высоко в горах, за самой Валь-Солитарией, там, где солнце даже летом не светит дольше трех часов, а сосульки в расселинах скал не тают до самого праздника Посещения, [20] когда-то было пастбище Альп-Джета. Скудной жесткой травы и то и дело замерзающего источника едва хватало двадцати тощим козам и пастушонку, чтобы не умереть от голода и жажды. Там, в этой горной выси, было днем с огнем не сыскать хоть одного полена, чтобы обогреть жалкую хижину. Пастушок еще с раннего вечера загонял коз в хижину и ложился среди них, чтобы не замерзнуть ледяной горной ночью. |