
Онлайн книга «Идеальный друг»
![]() В часовне было холодно. Слабый свет дождливого дня с трудом пробивался сквозь конструктивистские витражи. Единственным, что излучало немного тепла, была крохотная лампочка, привинченная к амвону. В начале церемонии прозвучала пьеса для виолончели соло. Фабио вспомнил, что Лукас как-то назвал себя атеистом. И никогда не проявлял особой любви к современной виолончельной музыке. После музыкального вступления к амвону вышел брат Лукаса и нервно зачитал биографию покойного. Потом снова зазвучала виолончель. Сестра Лукаса продекламировала текст, который Фабио только в самом конце опознал как стихотворение Готфрида Бенна. Она попросила присутствующих почтить память Лукаса минутой молчания. Фабио прочел про себя «Отче наш» и «Аве Мария» и вознес благодарность Господу за то, что Он создал его католиком. О том, что минута молчания истекла, сообщило очередное выступление виолончели, во время которого кто-то громко зарыдал. Фабио сидел тремя рядами дальше отца Лукаса и все время видел перед собой его высокую фигуру: даже сидя этот человек был выше всех ростом. Поначалу он еще удивленно озирался вокруг. А потом совсем затих. Теперь его сотрясали безудержные рыдания. Фабио успел заметить, как на его плечи с двух сторон легли женские руки. Но тут глаза самого Фабио наполнились слезами. Сначала он пытался сдерживаться. Но вскоре из его груди вырвался первый всхлип, и Фабио расплакался, как отчаявшийся ребенок. Он не знал, что вызвало его слезы: печаль по Лукасу, досада на безвкусицу церемонии или мысль о неизбежности собственной смерти. Он не заметил, как люди встали и покинули помещение, бросая на него любопытные косые взгляды. Он опомнился только тогда, когда кто-то обнял его и сунул в руку бумажный носовой платок. Немного придя в себя, он увидел хлопотавшую вокруг него Сару. Он шмыгнул носом: – Черт возьми! Сара кивнула. – Где все? – У могилы. – А ты? – А я рада, что у меня есть повод увильнуть. – Не знаю, что на меня нашло. – Если уж и на похоронах нельзя больше плакать… – Послушай, Сара, если вопрос встанет обо мне и ты окажешься в курсе, имей в виду: пусть меня хоронят со священником, служкой, ладаном и какой-никакой латынью. – Давай выйдем отсюда. В стояке перед входом в часовню оставался один-единственный зонт. Сара его раскрыла. «Дерьмовая погода», – было написано на зонте. – Не совсем прилично, я знаю. Просто не нашлось другого. Они заказали поминки в «Зонненфельзе». Ты поедешь? – Поминки? Нет, я, наверное, не потяну. Будет очень глупо, если я там не появлюсь? Сара улыбнулась: – Ты так ревел, что никто на тебя не рассердится. Под зонтом с неподобающей надписью они прошли к машине Сары. – Хоть это и не совсем уместно, но я все-таки спрошу: вы уже просмотрели его вещи? – Только поверхностно. – И не нашли ничего о докторе Барте? – Крупное дело? – Именно. – Как выглядят эти материалы? – Научные заметки, статистические подсчеты, протоколы. – Если мы что-то найдем, я дам тебе знать. Но отдать их я не имею права, понимаешь? – Да. Она уже села за руль, когда он спросил: – Я все еще должен держаться подальше? – Да. Дай ей время. Ему не пришлось давать Норине много времени. Он сидел за компьютером и просматривал электронную почту. Новым было только одно сообщение. Его прислала Бьянка Монти. В конце недели он связался с ней и убедил заглянуть в почту доктора Барта, не найдутся ли там электронные адреса сослуживцев. Она ответила сообщением: Дорогой Фабио, я заглянула и ничего не нашла. Похоже, он стер все свои данные. Вчера в «Воскресном утре» я прочла некролог твоего коллеги. Ты хорошо его знал? Отзовись как-нибудь неофициально. Бьянка. Он собрался написать ей пару строк, но тут позвонили в дверь. Сначала он не разобрал имени, произнесенного женским голосом, – домофон искажал звук. – Кто там? – Норина! Он нажал на кнопку домофона, распахнул окно и оправил постель. Снова раздался звонок. Он открыл дверь. Никого. Он снова надавил на кнопку. – Да? – Какой этаж? – Ах да. Второй, номер восемь. Он вытряхнул пепельницу и убрал валявшуюся на кресле одежду. Открылась дверь лифта. Он заглянул в ванную, провел пальцами по волосам и открыл входную дверь. Свет в коридоре не горел. Фабио увидел только ее тонкий силуэт перед освещенным лифтом, а лифт уже снова двинулся вниз. Фабио повернул выключатель, ничего не произошло. – Я уже пыталась. Наверное, сломался, – сказал ее голос. Она приблизилась, попала в полосу света, пробивавшуюся из комнаты, и протянула ему руку. Она была в том же сером костюме, что и на похоронах. – Хорошо, что я тебя застала. Пропуская ее в квартиру, он уловил запах сигарет и жареной картошки. Он забрал у нее мокрый зонт, поискал для него подходящее место и сунул в раковину. Глаза у нее блестели, от нее пахло вином. – Мне нужно поговорить с тобой о Лукасе. – Выпьешь чего-нибудь? – Что у тебя есть? – Вода, кола, сок, безалкогольное пиво, красное вино. Она кивнула. – Красное. Бароло – ее любимый сорт красного. Он купил его специально для этого невероятного случая. Он принес бутылку и стакан из кухонной ниши. – А ты? Фабио указал на свою голову и мужественно отказался. – Мне нельзя. – Ты рассказал мне об этом сюжете, который Лукас якобы у тебя украл. – Она машинально глотнула вина. – Я его об этом спросила. – И что? – Он не захотел об этом говорить. Сказал только одно: «Фабио ошибается». – В каком смысле? Что был сюжет? Что он увел документы? Что держал их под сукном? – Я и об этом спрашивала. Он не захотел сказать. Сказал, что не может. – Факты говорят в пользу моей версии. А теперь еще убедительнее. Между прочим, полиция считает… Ладно, оставим это: – Скажи. – В тот день, когда меня доставили в больницу, нас с Лукасом видели в «Гурраме». За час до того, как меня в бессознательном состоянии подобрали на конечной остановке Визенхальде, Лукас вызвал «скорую помощь» и отослал ее назад. |