Книга Смерть в ритме танго, страница 27 – Георгий Ланской

– Как она выглядела? – быстро спросил Кирилл, опасаясь, что старушка пустится в воспоминания своей юности.

– Кто? Деваха? Высокая, каблучищи вот такие! Как копыто лошадиное, прости господи, – охотно пояснила старушка, почему-то перекрестив живот. – Здоровая такая как копна, а платьице – до коленок не достает. Волосья рыжие, длинные, накрашена, как светофор, прости господи… И колготки в клеточку. От их дверей шла. Я ж рядышком живу, всегда всех вижу.

– А девушку, что сейчас выходила отсюда, вы видели? Не она? – спросил Кирилл.

– Не-е, – замотала головой старуха. – Эту-то я знаю. Милка Тихомирова, сестра его. Она частенько здесь бывала. Кот у меня как-то на дерево залез и орал благим матом, дак она его оттудова снимала. Я поначалу тоже думала – она, похожа вроде, да только Милка девка больно тощенькая, плечики тоненькие, сама аккуратненькая. Та крупнее была, только пахать на такой. И шла, задницей виляла, как шалава. Милка не так ходит. Не-е, не она это. Та другая была. Хотя…

Старушка глубоко задумалась и с подозрением уставилась на переулок, в котором скрылась Милена.

– Девица то эта ведь накануне приходила и из ихней квартиры вышла. Я и Эдуарду Николаевичу сказала, что мол, у вас девушка в квартире живет? А он мне – сестра это… А какая сестра, если Милка совсем другая.

– А больше вы никого не видели? – спросил Кирилл, сильно подозревая, что эта глазастая бабулька просто бесценный свидетель. Старушка пошамкала губами, а потом хитро посмотрела на Кирилла.

– А ведь твоя правда, сынок. Я когда за котом выходила, мужичонку видела во дворе, возле песочницы. Он меня увидел и спрятался. Я, признаться, побоялась еще раз во двор выходить. Кота из дверей кликала.

– А мужчина как выглядел?

– Да вшивенько, ни рыба, ни мясо. Плюгавенький такой, в очках, лысоватый, в курточке серенькой и штанах бархатных.

– Вы так хорошо его разглядели? – удивился Кирилл. Старушка рассмеялась.

– Дак я дальнозоркая. Другие-то бабки в моем возрасте близорукие, а я наоборот. А он тамочки стоял, как раз под фонарем.

Кирилл обернулся. Действительно, возле песочницы стоял фонарь, очевидно, позволявший вечером разглядеть все довольно отчетливо.

– А мужчину вы не знаете?

– Нет. Вот его точно никогда не видела, а деваха вроде знакомая, только не помню, где я ее видела. Она мне и тогда знакомой показалась, я уж всю голову сломала, откель я ее знаю, да так и не вспомнила.

Оперативник уже давно семафорил от джипа Соловьева, только Кириллу было некогда. Наконец Кирилл обратил на него внимание и, ловко выведав у старухи анкетные данные и телефон, подбежал к автомобилю.

– Ну, чего? – нетерпеливо спросил он. Опер ткнул пальцем в заднее стекло багажника. В углу валялся грязный мешок, бывший когда-то наволочкой белого цвета. Мешок покрывали бурые пятна. Багажник был приоткрыт. Кирилл осторожно поднял дверцу и брезгливо развязал мешок.

Внутри лежало разобранное ружье, мокрые резиновые перчатки, окровавленная тряпка и какие-то сложенные вчетверо бумажки.

– Эксперта быстро, – выдохнул Кирилл. – Я покараулю.

Опер смущенно потоптался и нерешительно посмотрел на Кирилла.

– Ну, чего ты мнешься, как девка перед брачной ночью? – огрызнулся Кирилл.

– Такое дело, Кирилл Николаевич… Мешка этого полчаса назад здесь не было… Это я точно знаю. И багажник закрыт был. Сам проверял.

– Так… – протянул Кирилл и нахмурил лоб.

* * *

В отделении Соловьев уже не был столь уверен в себе. На нудные вопросы он давал расплывчатые и неопределенные ответы, а потом и вовсе замолчал и потребовал адвоката. Шок, вызванный убийством любовника, уже прошел, и Эдуард начал соображать.

Адвокат прибыл быстро. Ему было не впервой вытаскивать своего клиента из неприятных историй, но вот убийство – это был уже перебор.

И, тем не менее, Соловьева задержали и посадили в камеру, в которой было еще восемь человек. Кириллу в это время доставили молоденького мальчика по имени Толик Жуков, с которым Соловьев провел ночь. Выяснив анкетные данные Толика, Кирилл приступил к допросу.

– Когда ты познакомился с Эдуардом Соловьевым? – спросил Кирилл. Толик потупил глазки.

– Вчера, в восемь вечера – еле слышно ответил он. – Он меня домой подвозил.

– И все? – иронично спросил Кирилл. Толик покраснел и мотнул головой.

– Ну, перед этим он меня этой машиной сбил. Я домой шел из ресторана, а он выскочил, ну и сбил меня.

Кирилл посмотрел Толику в глаза. Тот покраснел еще больше.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – спросил Кирилл. Толик исподлобья взглянул на него и покачал головой. Кирилл вздохнул.

– А когда он от тебя уехал? – спросил он. Жуков налился кровью настолько интенсивно, что, казалось, вот-вот лопнет, словно перезревший помидор.

– Я не знаю, я спал. Когда проснулся, его уже не было, – ответил он. Кирилл неодобрительно покачал головой. Ему вспомнился роман «Двенадцать стульев», который он читал давным-давно. Был там такой управляющий домом престарелых, который крал вещи и краснел, потому что ему всегда было стыдно. Фамилия персонажа просто вертелась на языке, но вот вспомнить ее так и не удавалось. Единственное, что ему удалось вспомнить, так это название не то главы, не то просто описание героя – голубой воришка. Очень меткое определение, подходящее к случаю как нельзя кстати.

– Так он у тебя ночевал? – спросил Кирилл, хотя ответ уже знал. Алиби Соловьева было весьма тусклым. Толик помялся и кивнул.

– А почему? – не отставал Кирилл. Толик с мольбой посмотрел на Кирилла, но тот прикинулся бесчувственным чурбаном.

– Ну, он, наверное, очень устал и не хотел ночью ехать.

– Так ты же говорил, это в восемь вечера произошло? – усмехнулся Кирилл. Толик насупился и замолчал. Кирилл наклонился к нему и вкрадчиво произнес:

– Вы с ним переспали?

Толик вскинулся, но сник и тихо кивнул. Цвет его лица стал просто невозможно красным.

– Так в котором часу он уехал?

Толик поднял голову. В его глазах блестели слезы.

– Да не знаю я, я же говорил. Он ночью уехал, или утром. Я спал еще. Проснулся, а его нет.

Помучив Жукова еще немного, Кирилл отпустил его домой. Как бы то ни было, но Соловьев вполне мог успеть вернуться домой, и пристрелить любовника. Но вот была ли у него причина сделать это? Алиби было весьма сомнительным, а вот причина… Была ли причина? Ревность? В это верилось с трудом. Для такого убийства Соловьев был слишком умным. Ему бы хватило ума не совершать этого в собственной квартире. Хотя кто его знает, какие страсти кипели в этих отношениях…

На следующее утро адвокат Эдуарда сделал невозможное, и Соловьева пришлось выпустить. Эдуард вышел из камеры с разбитым лицом, без шикарного пиджака, в котором теперь щеголял его сокамерник, рубашки и ботинок, в рваных сланцах и вонючей футболке, весьма аккуратно двигаясь. Его лицо было злым. В первую же ночь сокамерники «опустили» его, заставив заниматься сексом со всеми. Кто бы ни убил Богдана, он должен был за это ответить. И еще Соловьев намеревался преподнести ему счет за то, что сделали с ним…