Онлайн книга «Советы по домоводству для наемного убийцы»
|
Поцелуй вышел необыкновенно продолжительным с учетом того, что он был первым. Поцелуй, подаренный нам федералами. И их помощничками в белых касках. Когда мы наконец оторвались друг от друга, я пригласил ее в свой лофт, и через несколько минут мы уже предавались любовным утехам поверх нортфейсовского спального мешка. Таким образом, я стал ее № 41. Она оказалась мороженым моей мечты. Теплым мороженым. Фантастическая девушка. Стояк у меня был отменный, и девушка так завелась, что орала не хуже разъяренной феминистки, требующей сурового наказания для знаменитого сексуального маньяка. Мне даже пришлось затыкать ей рот ладонью, а то, не ровен час, опять нагрянет полиция. В результате она меня укусила. Арктический звереныш. Это меня даже немного выбило из колеи. Но хотя я выступил слабовато, она мною, кажется, осталась довольна, во всяком случае, ее тело сотрясалось, как у старика, больного Паркинсоном, — или это все штучки-дрючки, вычитанные в журнале „Проблядь“? Потом мы с ней лежали, как два голых уголовника после удачного дела, болтая в свое удовольствие. — Ты такая красивая. Это я. — А ты такой… — Толстый? — Нет… странный. — Странный? — Да, очень странный. Я никогда… Ты из другого мира. Я никогда еще… — Не спала с убийцей? — Вот-вот, — хмыкает она. — С мафиози… Пожалуй, тут я должен сказать спасибо тальянцам. Они сделали рекламу нашему брату. Это для барышень с Манхэттена мы парии, зато в Европе — короли. — В роли священника я ведь тебе не нравился. — Нет. Не нравился. — Потому что я плохой актер. — Скорее потому, что ты хороший актер. — Ты так ненавидишь отца? — Это не ненависть, — тихо говорит она. — Просто тяжело расти… в церкви. Мне даже красить волосы не разрешали. „Мы не должны отступать от того, какими нас задумал Создатель, бла-бла-бла“. Короче… когда дошло до горла, я решила: с меня хватит. Разорвать этот круг было совсем не просто. Все равно что объявить себя лесбиянкой или чем-то в этом роде. Когда отец узнал, что я курю, он позвал своего дружка Торчера, чтобы тот изгнал из меня беса. Дикость, если вдуматься. — Он потерпел фиаско? — Не совсем. Я перешла с „Уинстона“ на „Уинстон лайтс“. Я захожусь от смеха. — Короче, с родителями ты общаешься не часто? — Нет. Как можно реже. Я бываю у них два раза в год. На Рождество и на Евровидение. — Ну а Трастер? — Трастер! — фыркает она. — Почему ты его все время так называешь? Правильно Трёстур. Трёст, что значит „дрозд“, и окончание „тур“. Не так уж и сложно. — О'кей. Извини. А с ним какие отношения у твоего отца? — Какие? Да нормальные. Отец им доволен. Он парень рукастый, и от него много пользы. Сколько он сделал для телестудии. За здорово живешь. „Господь отблагодарит его в раю, бла-бла-бла…“ Тебе все ясно? Мои предки… с ними невозможно иметь дело. Она встает и уходит за посторгазменной сигаретой. Из-за низкого потолка она идет к открытому люку скрюченная, точно горбун. Ее маленькие грудки стоят как вкопанные (ну, то есть не болтаются из стороны в сторону), когда она наклоняется над зияющим отверстием, но слегка подрагивают, когда она спускается по лестнице. Вскоре она возвращается с пачкой и, пройдя на цыпочках по грубым половицам — у меня есть время оценить обработанные розовые ноготочки, — снова ложится рядом. Ее сливочные волосы собраны в маленький пучок. Я осторожно глажу ее головку — от лба к пучку. Эта жесткость напоминает мне шлемоподобную прическу черного швейцара в нашем нью-йоркском доме, — не то чтобы у меня возникало желание потрогать это чудо природы. Мой взгляд скользит по цветущему белоснежному телу, от кончиков пальцев до сигареты, с короткими остановками на выстриженном треугольничке и проколотом пупке. Она посасывает тонкую отравленную палочку. — Как сказать „любовь“ по-исландски? — Kynlíf. — Куин-лиф? — Нет, kynlíf. Она водит меня за нос, бля буду. Эти чертовы исландцы не способны сказать ни слова правды, кроме тех, кого обязал Господь. При этом у них всегда непроницаемое лицо. Наверно, от холода. — А на хорватском как? — спрашивает она. — Ljubav. — Почти love, с „б“ в середине. — „Б“ — это важное добавление. Любовь бы. А у вас непонятное „к“… — Я пошутила. Kynlíf значит „секс“. А любовь по-исландски ást. — У-у. Сразу и не выговоришь. А как пишется? — „А“ со шляпкой, „S“ и „Т“. — AST? По-нашему это расшифровывается как Ах & Saw Treatment [44] . — Что это значит? — спрашивает она. Вопрос остается без ответа. В мой мозг вдруг ворвалась Мунита и в один миг заполнила его, как воздушный шар. Мунита, любовь моя. Прости. Я переспал с другой. Но, в сущности, я не виноват. Скорее уж местная полиция. Если бы они меня нашли, ничего такого не случилось бы. По словам Ганхолдер, их „белые каски“ — это пустое место. Конечно, у Исландии есть свой спецназ, но его не всегда можно привлечь к делу. — У нас только одно подразделение, и оно сейчас, вероятно, задействовано. Я чувствую себя слегка задетым, во мне даже взыграла ревность. Может ли у них быть более важное задание на этом Безоружном Острове, чем поимка Токсича Три Обоймы, убийцы агента ФБР и прославленного священника по совместительству? — Где, например? — Ну, не знаю. Мало ли. Может, прилетел какой-нибудь президент или где-то проходят школьные танцы. — Подростки приходят на школьные танцы с оружием? — Нет, но исландские подростки… стоит им выпить, как они становятся дурными. Интересный выбор: оружие или дурость. Считайте, мне повезло, что я столкнулся с преподобным Френдли в туалете аэропорта Кеннеди. Я ведь мог убить человека с билетом до Багдада. Исландия — это рай для гангстера. Ни армии, ни оружия, ни убийств и почти никакой полиции. Только шикарные женщины с обалденными именами. — Я не Ганхолдер, — поправляет она меня. — Правильно говорить Гуннхильдур. — Ганхильдер? — Да нет же, Гунн! И хильдур. Гунн-хильдур! — Гунхильда? — Ладно, проехали. Я тебя буду звать просто Тотт. — Как это переводится? — Тебе лучше не знать [45] . |