Онлайн книга «Всегда говори "Всегда"»
|
– Давай напечем, сами покушаем, а ты потом бабушке своей отнесешь и скажешь, что это я пекла, давай, да? – Машка скакала вокруг няни и хлопала в ладоши. Она обожала дни рождения, а еще больше – плюшки. – Давай изюм перебирать? Ну давай! Давай! – Ну, конечно! Сейчас будем перебирать, – согласилась Нина Евгеньевна. – А чай пить? – Переберем изюм, поставим плюшки – и тогда чай. – Пока дождешься, с голоду помрешь, – заворчал Мишка. Но с голоду они, разумеется, не померли. Плюшки уже подрумянились в духовке, когда в дверь зазвонили. – Ну вот, мама приехала, – обрадовалась Нина Евгеньевна. – С ней как раз и чай попьете! Она глянула на плюшки, побежала открывать дверь. Машка кинулась за ней, размахивая руками и крича: «Мама, мама! Я сама спекла плюшечку с глазками!» За дверью стояли двое незнакомых мужчин. Один высокий, в длиннополом пальто и при галстуке, другой – коренастый, с наушником в ухе. Наверное, охранник. Пока Нина Евгеньевна смотрела на мужиков, Машка выскочила вперед и заорала: – Вы к нам, да?! К нам?! У нас плюшки есть! Я сама спекла плюшечку с глазками! Незнакомые мужчины слегка растерялись, но все же высокий очень вежливо спросил: – Я могу увидеть Ольгу Михайловну? – Она на работе. Нина Евгеньевна взяла Машку за руку, крикнула в прихожую: – Миша, возьми, пожалуйста, сестру! – На работе? – высокий удивился. – Так сегодня суббота… Машка снова выскочила у Нины Евгеньевны из-за спины и сообщила: – А у нас мама всегда на работе! Нина Евгеньевна опять отправила ее в квартиру. Встала в дверях, чтобы Машка снова не выскочила. – Вы не могли бы представиться? Мужчина кивнул: – Простите. Меня зовут Сергей Леонидович Барышев. Мы вместе работаем. Нина Евгеньевна еще раз смерила его взглядом и, сочтя, по всей видимости, что он внушает доверие, сменила гнев на милость: – Ольга Михайловна с минуты на минуту должна приехать. Если хотите – можете зайти, подождать ее. Барышев секунду подумал, потом кивнул, отправил охранника в машину, вошел, под пристальным взглядом Нины Евгеньевны снял туфли… Хорошенькая румяная девочка, которая радовалась, что испекла плюшечку с глазками, вытащила из шкафа тапки: – Обувайтесь, а то простудите ноги и заболеете! В тапках и в костюме за пять тысяч долларов Сергей окончательно почувствовал себя дураком. Он даже думал сбежать, отговорившись делами, но девочка решительно взяла его за руку и потащила в комнату, где няня уже выставляла на стол блюдо с плюшками. Одна действительно была с глазками, сделанными из двух больших изюмин. Вошел высокий темноволосый мальчик, немного похожий на Ольгу. – Здравствуйте. – Здравствуйте. – Меня можно называть на «ты», – разрешил мальчик. – Это Маша, моя сестра. А это наша Нина. Сергей протянул мальчику руку и тоже представился по всей форме: – Сергей. Я… работаю с вашей… мамой. Машка снова принялась скакать вокруг Барышева: – Ты будешь с нами чай пить?! Нина! Он будет пить чай. Да?! Нина Евгеньевна поймала девочку, поправила бант в косе, вытерла платочком щеку, выпачканную в муке: – Машенька, взрослым нужно говорить «вы», сколько раз я тебе говорила! – Ладно, ладно! Будете? Будете?! Сергей пообещал, что чай выпьет. Машка с визгом убежала на кухню за ложками, а Сергей так и остался стоять столбом посреди комнаты. Вежливый мальчик Миша, которого, очевидно, учили, что гостя надо занять, показал Сергею лежащие на ковре рисунки: – Это я рисую. Только пока плохо выходит. Вы умеете? – Что? – Рисовать. Сергей признался, что не очень. – А в самолетах? – спросил вежливый мальчик Миша. – Понимаете? Пришлось признаться, что и в самолетах не очень. Пожалуй, даже никак. – А в чем вы понимаете? Кажется, акции Барышева стремительно падали. – Хороший вопрос. Давай попробуем разобраться… ну хоть в самолетах. …Ольга уехала с работы пораньше, как обещала, но, разумеется, на полпути попала в пробку. Какой-то очередной государственный деятель ехал в аэропорт, и Ленинградку перекрыли больше чем на час. Водители зверели в жуткой, многокилометровой пробке, проклинали и деятеля, и чиновников, и правительство, и лично президента, у которого такой бардак в стране творится, что законопослушные граждане не могут белым днем проехать по своим делам, потому что некий хрен с горы желает ехать в аэропорт не просто так, а с большой помпой. В результате домой Ольга попала на два часа позже, чем рассчитывала. Из гостиной доносился звон посуды и низкий мужской голос… Этот голос она бы не спутала ни с одним другим на свете. Но этого… Этого не может быть, да? Этого не может быть никогда, потому что не может быть никогда. Аксиома. Истина, не нуждающаяся в доказательствах. Ольга выпустила из рук сумку и пакеты с покупками, тихо вошла в гостиную, встала на пороге. Мишка лежал на ковре на пузе, разложив перед собой листы с рисунками. Напротив, ровно в такой же позе, валялся Барышев. Длинные ноги вытянуты почти до дверей. Машка сидела чуть поодаль, дожевывая плюшку, и смотрела на них. Барышев с Мишкой так увлеклись разговором, что не заметили ее. – Ну, и неправильно это. Куда у тебя двигатели делись? – спрашивал Барышев. – Никуда не делись, их отсюда не видно, – отвечал Мишка. – Все наоборот. Это оттуда их не видно, а отсюда должно быть видно. Это же самолет, а не летающая тарелка. Барышев взял карандаш и начал что-то черкать на рисунке: – Элементарно же! Закон перспективы! Не понимаешь? Эх ты, у тебя мать – великая художница, между прочим! Великая художница решила, что весь вечер стоять на пороге – как-то все же не очень, наверное, и, набрав полную грудь воздуха, выпалила: |