
Онлайн книга «Сто лет пути»
— Ну, как хочешь. Что, бессонница у тебя? Она кивнула. — Нужны прогулки. Свежий воздух, знаешь, чудеса творит! А еще лучше на Волгу уехать! Мама ждет, соскучилась без нас! — Папочка, ты знаешь, у меня служба. — Ну, служба твоя никуда не денется. А вот расстройство нервов таким образом нажить очень даже просто. — Нет у меня никакого расстройства нервов. — Хочется верить, — как будто подытожил отец. — Ну-с? — Что? — Рассказывай. — Что рассказывать, папа? Отец запахнул халат таким движением, как будто на нем был вовсе не халат, а вицмундир. — Рассказывай все, — велел он неторопливо. Варвара Дмитриевна вздохнула, подумала, потом забралась на диван рядом с отцом, привалилась к его плечу. — Папочка, милый, ничего не могу тебе рассказать. Я слово дала. — Кому? — Дмитрию Ивановичу. Кажется, отец не ожидал ничего подобного. — Удивительное дело! Впрочем, вряд ли князь стал бы из-за пустяков брать с тебя слово. — Он вздохнул и погладил Варвару по голове. — Все в политику играетесь, как в игрушки. Не наиграетесь никак. — Какие же игрушки, папа! Это так серьезно и важно! — Для кого важно, Варя? Она приподняла голову с его плеча. — Для России. — Вот прямо так, ни много ни мало? — Да, папочка! И я не понимаю твоего… отношения! Князь Шаховской думает только о том, как бы устроить нашу жизнь разумно и правильно. Отец вздохнул. — Не он один думает. Да все не придумывается никак. Меньше нужно думать, вот что я тебе скажу. Действовать надо, работать. — Мы работаем, папа! Дума работает! — В Думе только кричат: «Долой министров! Долой монархию!» Каково государю это слушать, а?.. — А народу каково терпеть? Столетиями рабство, темнота, болезни, труд с утра до ночи, как на каторге. Да и на каторге лучше! Даже колодникам еду дают, а у нас свободные крестьяне уездами от голода мрут! — Избави бог, — отец перекрестился. — Вот и надо землей заниматься. Журналы заграничные по агротехнике выписывать, крестьян уму-разуму учить, сельскохозяйственные школы открывать, чтобы кладовые и амбары всегда были полны, чтоб земля родила! А вам некогда этим заниматься, вы в присутствии заседаете, статейки пишете… — Папа, ну что ты, право? Что же, умственная жизнь не считается? Только для живота и следует жить, для сытости только? Никакая сытость не впрок, когда нет справедливости! — Это тебе князь так сказал? — Я и сама понимаю. — Какая умница-разумница у меня дочка. За справедливость радеет. — Папа, ты смеешься? — И не думаю даже, — поспешно сказал отец. — Как можно? А кто телефонировал? Варвара Дмитриевна вздохнула. Ведь знала, что отец ни за что не отстанет. Так и будет допытываться и потихоньку-полегоньку все и выпытает. Мама другая. Мама считает — всегда считала! — что интересы и тайны детей надобно уважать, в душу не лезть, на откровенность не вызывать. У отца все наоборот — уверен, что дети, даже взрослые, нуждаются не только и не столько в собеседниках, сколько в руководстве. Дела детей — докука родителей. Пока живы и здоровы, родители обязаны помогать детям, наставлять, учить, указывать, что правильно, что неправильно. Отца в его воспитании вели по старинке, воли никакой не давали, и, кажется, он до сих пор побаивается бабушки Татьяны Дмитриевны, все сообразуется с ее мнением, все оглядывается, что она скажет. Варваре Дмитриевне материнское демократическое, либеральное отношение к воспитанию было значительно ближе, чем отцовское всевидящее око, но — вот ведь странность! — в минуты серьезные, важные довериться отцу ей хотелось гораздо больше, чем матери. Ей казалось, что он решение самых трудных вопросов возьмет на себя, укажет, что и как нужно сделать, и это будет самое правильное. Сомневаться в правильности его решений ей и в голову никогда не приходило. — Так кто телефонировал, Варенька? — Знакомый батюшка, папа. Мне его как раз князь представил. — Вот уж не предполагал, что князь со служителями церкви в дружбе! Вам же, молодым, все какой-то другой веры хочется, про Христову вы и не вспоминаете. А почему батюшка по ночам не спит, а звонит по телефону? — Папа, не допытывайся! — Варвара Дмитриевна села прямо и посмотрела на него очень серьезно. — Я слово дала. — Тайны, таинственность, — проговорил отец как будто про себя, — все от молодости, от избытка сил. На все хватает сил — и на жизнь, и на службу, и на тайны. Мне-то вот никаких тайн и не хочется. Боже избави, когда мне ими заниматься, зачем?.. Вот в деревню бы поехать, обедню отстоять в нашей церкви, с соседями повидаться, год не виделись!.. Помнишь самовар в столовой? И вид с балкона, что во втором этаже? И как в покос травой пахнет? Задумались — каждый о своем. Варя вдруг представила очень ясно, что ей так и не удастся никогда привезти на Волгу Дмитрия Ивановича, что случилось самое ужасное, и уже ни поправить, ни изменить ничего нельзя, зачем тогда жить?.. Зачем тогда работа, Дума, надежды? Что ей судьбы отечества, если Дмитрия Ивановича с нею больше никогда не будет? — Папа, — выговорила она с трудом, — папочка!.. Отец вдруг перепугался. — Ну что ты, что ты?.. — притянул ее к себе, стал гладить по голове. Варя не хотела отцовского сочувствия, боялась, что не справится с собой. Она вырывалась, отнимала руки, ей хотелось вскочить, побежать, забиться под отцовский стол, как бывало в детстве. Там, под столом, с ней ничего плохого никогда не могло случиться… Вдруг что-то произошло. Отец и дочь замерли и посмотрели друг на друга. — Что это, папа? Кажется, позвонили? Генри Кембелл-Баннерман вскочил на упористые вывернутые лапы, напружинил загривок и зарычал на дверь кабинета. — Мне тоже послышалось… Варвара Дмитриевна вдохнула изо всех сил и зажмурилась. Звонок нерешительно тренькнул еще раз, очень коротко, как будто с сомнением. Совершенно определенно звонили к ним в квартиру!.. — Господи, который же это час?! Кто может к нам звонить? — удивился отец. Но Варвара Дмитриевна уже неслась в переднюю. Генри еле поспевал за ней. Дверь открылась, и в первое мгновение Варвара Дмитриевна ничего не поняла. На площадке стоял совершенно незнакомый седоватый человек со шляпой-котелком в руке. В сером свете раннего петербургского утра лицо его казалось зловещим. — Вы… к кому? — выпалила Варвара Дмитриевна. |