Книга Джек Ричер, или 61 час, страница 82 – Ли Чайлд

— Несколько лет спустя мы ехали в русском поезде. Нас кормили американскими пайками. Мне было скучно. Когда мы вернулись, я решил выяснить, что произошло. Ну, нечто вроде хобби. Одно потянуло за собой другое, ниточка довела меня до самого конца. Выяснилось, что один тип из отдела логистики продавал нашу еду в течение десяти лет. Ну, ты понимаешь, немного здесь, немного там — по всему миру. Африка, Россия, Индия, Китай — тем, кто мог платить. Он соблюдал осторожность, и никто ничего не замечал, запасы были огромными. Но в Заливе возникли проблемы. Он отправлял нам продовольствие на бумаге, но мы, в пустыне, голодали.

— Генерал?

— Он недавно получил повышение. Большую часть времени был полковником. Не самый умный парень, но он проявлял разумную осторожность и хорошо скрывал свои следы. Но я не мог так это оставить. Все свелось к одному: он или я. Дело было личным. Мои люди из-за него голодали. Я проверил все его банковские счета. Ты знаешь, на что он тратил деньги?

— И на что же?

— А он их почти не тратил. Откладывал. На пенсию. Однако он купил «Шевроле Корветт» [36] 1980 года. Он считал его классическим. Такие покупают коллекционеры. Однако «Корветт» 1980 года худший из всех «Корветтов». Настоящий кусок дерьма. Мощность двигателя составляла сто восемьдесят лошадиных сил. Я бегал быстрее. И в голове у меня что-то щелкнуло. Одно дело — голодать из-за выдающегося преступника, который придумал замечательную аферу. Но голодать из-за полнейшего идиота — совсем другое. Полнейшего, безмозглого, лишенного вкуса, убогого, жалкого маленького идиота.

— И ты его арестовал?

— Я подготовил дело так, словно речь шла об Этель Розенберг [37] . Я сходил с ума. Все перепроверил по многу раз с начала и до конца. Я мог бы выступить с этим делом в Верховном суде. Я его арестовал. Я сказал ему, что расстроен. Он был в парадной форме. Надел все ордена и медали. Он рассмеялся мне в лицо. Я подумал: «Ты купил «Корветт» 1980 года, а не меня, ублюдок. И кто лучше?» Потом я его ударил. Я ударил его в живот, а когда он сложился, принялся колотить головой о свой письменный стол.

— И что случилось?

— Я проломил ему череп. Он провалялся в коме шесть месяцев. И с тех пор так и не пришел в себя. Ты не ошиблась. Меня сняли с должности. 110-й был для меня закрыт. Только тщательная подготовка дела меня спасла. Они не хотели, чтобы его материалы попали в газеты. В противном случае меня бы надолго посадили. И я ушел.

— Куда?

— Я не помню. Мне было очень стыдно. Я совершил плохой поступок. И испортил лучшую команду, которую мне когда-либо удавалось собрать.

Она не ответила.

— Я часто потом думал об этом, — продолжал Ричер. — Ну, ты понимаешь: зачем я так поступил? И не нашел ответа. До сих пор не могу.

— Ты сделал это ради своих парней.

— Может быть.

— Ты пытался исправить мир.

— Думаю, нет. Я не хочу исправить мир. Может быть, мне бы следовало, но я не хочу.

Она не ответила.

— Мне просто не нравятся люди, которые делают мир неправильным. Так лучше?

— Пожалуй. А что было дальше?

— На самом деле ничего. В этом и состоит история. Тебе следует заказать новый стол. В старом нет чести.

— Я хотела спросить, что произошло сегодня?

Ричер не ответил.

— Расскажи мне, — попросила Сьюзен. — Я знаю, что-то случилось.

— Откуда?

— Потому что ты мне позвонил.

— Я много раз тебе звонил.

— Когда тебе что-то было нужно. Значит, тебе что-то нужно сейчас.

— Я в порядке.

— Твой голос.

— Я проигрываю: ноль — два.

— Как?

— Двое погибших в бою.

— Кто?

— Полицейский и пожилая женщина.

— Ноль — два… это не игра.

— Ты прекрасно знаешь, что игра.

— Но это люди.

— Я знаю. На одного из них я смотрю прямо сейчас. И есть только один способ не приставить пистолет к своей голове — сделать вид, что это игра.

— У тебя есть пистолет?

— Лежит в кармане. Старый добрый револьвер калибра 0.38.

— Оставь его в кармане, ладно?

Ричер не ответил.

— Не прикасайся к нему, хорошо?

— Назови причину.

— Калибр 0.38 не всегда дает нужный результат. Да ты и сам знаешь. Мы все видели, как это бывает. Ты можешь окончить свои дни, как тот генерал.

— Я тщательно прицелюсь. По центру. Я не промахнусь.

— Не делай этого, Ричер.

— Расслабься. Я не собираюсь пускать себе пулю в лоб. Не мой стиль. Буду просто сидеть и ждать, когда моя голова взорвется сама.

— Я сожалею.

— Тут нет твоей вины.

— Просто мне не нравится думать об этом как об игре.

— Ты знаешь, что это игра. Должно быть. Только так ситуация станет терпимой.

— Ладно, на какой мы стадии? Последняя четверть?

— Дополнительное время.

— Тогда расскажи все, шаг за шагом. Введи меня в игру. Как если бы мы вместе работали.

— Я бы хотел.

— Но это так. Что у нас есть?

Он не ответил.

— Ричер, что у нас есть?

Джек сделал вдох и начал ей рассказывать, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, вернувшись к тому стенографическому стилю, который помнил еще с тех времен, когда говорил с людьми, понимавшими то, что понимал он, видевшими то, что видел он, и сразу схватывавшими то, что не требовало разъяснений. Он рассказал ей про автобус и метамфетамин, судебный процесс и тюрьму, полицейский департамент и кризисный план, про адвоката и защиту свидетеля, про бунт и Платона, про подземное хранилище, Петерсона и Джанет Солтер.

— Положи руку в карман, — такими были ее первые слова, когда он закончил.

— Зачем? — спросил Ричер.

— Вытащи пистолет.

— Теперь все в порядке.

— И более того. Это необходимо. Плохой парень тебя видел. Пока ты находился вдвоем с Солтер в доме. У него было пять часов.

— Он не приходил. Он находился все это время в тюрьме.

— Это лишь допущение. Мы ничего не знаем наверняка. Он мог проверить, отключить рацию, ускользнуть и вернуться. Нам даже неизвестно, был ли у них полный сбор. Да, план расписан в подробностях, но ты же понимаешь, что в реальном мире все идет не так, когда возникают серьезные проблемы.