Книга Сашенька, страница 25 – Саймон Себаг-Монтефиоре

«Теперь, — размышляла она, — я стану настоящим кладом для партии». За домом следят. Саган, вероятно, догадался, что они поедут в английский магазин, — там его присутствие не так бросалось бы в глаза, как в ателье у Чернышева. Он заговорил с ней в присутствии матери и гувернантки, чтобы дать понять, что за ней наблюдают. Она не могла дождаться, когда она сможет сообщить новость Менделю.

* * *

По дороге домой Ариадна потрепала дочь по щеке.

— Мы с Сашенькой будем добрыми подружками, закадычными, правда, дорогая? — повторяла мать.

Сидя на сером кожаном сиденье между Ариадной и Лалой, Сашенька вспоминала, что раньше, когда бы она ни прибежала к маме, чтобы ее обнять, Ариадна уворачивалась со словами: «Миссис Льюис, миссис Льюис, это новое платье от мадам Бриссак, а у ребенка грязный рот…»

Вчера ночью она наконец обняла дочь, но Сашеньке ее объятия были уже ни к чему.

Когда они приехали домой, Ариадна взяла Сашеньку за руку и уговорила подняться в будуар.

— Поехали со мною сегодня в новом платье, которое так подчеркивает твою идеальную фигуру! — хрипло шептала она, нюхая свое запястье, пахнущее розами. — После вчерашней ночи, когда ты вернулась так поздно, я догадалась, что у тебя есть тайный любовник! Я ничего не расскажу папе, но мы могли бы поехать вместе. Я думала, Сашенька, ты такая бука, никогда не улыбаешься — неудивительно, что у тебя нет поклонников, — но я ошибалась, да? Тихонько как мышка возвращаешься домой под утро! А кто же он? Тот, в твидовом пальто и котелке, которого мы недавно встретили? Мы наденем наши шикарные новые платья, и люди подумают, что мы сестры. Ты и я, мы так похожи…

Но Сашенька должна была доставить по адресу оттиски статей для партийной газеты и журнал с записями денежных взносов. На явочной квартире она встречается с товарищами, они вместе будут варить желатин, чтобы печатать на гектографе листовки.

До этого ей еще необходимо найти Менделя и рассказать о встрече с Саганом.

Она с трепетом ждала ночных приключений, как объятий любовника.

20

В час ночи Сашенька вышла из дому. Заметив на улице двух шпиков, она направилась по Невскому к гостинице «Европа». Вошла в фойе, на служебном лифте спустилась в подвал, миновала кухню, где бородатые, косматые грузчики в длинных фартуках носили яйца, капусту, розовые свиные и бараньи туши, бьющихся в предсмертной агонии освежеванных кроликов, громадные половины говяжьих туш. Потом она вышла опять на улицу, окликнула тройку и оставила шифрованное послание для Менделя у грузина-аптекаря на Александровском проспекте.

В трактире у Финляндского вокзала она грызла кусочек сахара и в третий раз слушала, как механическая шарманка крутит «Янки-Дудль», когда на стул рядом с ней опустился молодой человек. Он был старше Сашеньки, но их объединяла твердая вера в торжество революции, пусть им и приходилось недосыпать ночами.

— За-заберешь «бульдог» у то-товарища в караулке Конногвардейского, — заикаясь, произнес студент; у него были маленькие глазки, очки с толстыми стеклами в железной оправе, кожаная фуражка мастерового на неправильной формы, почти квадратной голове. Это был товарищ Молотов, ему исполнилось двадцать шесть лет. Из всего состава Русского бюро ЦК лишь он, товарищ Мендель и товарищ Шляпников еще оставались на свободе. Когда он снял свою кожаную тужурку, под ней обнаружились кургузый пиджачок и крахмальный воротник, делавшие его похожим на приказчика. Когда он снял свою кожаную кепку, его лоб неестественно навис над глазами.

— Спросишь то-товарища Па-Палицына. Хочешь что-нибудь сообщить?

Сашенька отрицательно покачала головой.

— Удачи, то-товарищ. — И Молотов исчез. По Сашенькиной спине от волнения пробегали мурашки.

В караулке ее снова встречал Верезин.

— А где соболя? А песец? — удивился он.

— Привлекают слишком много ненужного внимания, — ответила она. — Меня спрашивали?

У печи, за круглым столом, заставленным какими-то бутылками, сидел товарищ Палицын. Когда Сашенька вошла, он встал.

— Я товарищ Палицын. Иван, — представился он. — А я вас знаю: видел, когда вы выступали в рабочем кружке путиловцев.

Он протянул ей руку — огромную и красную как рак.

— Я вас помню, — ответила она. — Вы единственный из всех задали вопрос. Я так нервничала!

— Что ж удивительного? Девушка, интеллигентка, среди нас, простых рабочих. Вы говорили так убежденно и страстно — мы были очень благодарны, что такая девушка, как вы, пришла нам помочь.

Сашенька понимала, что он имеет в виду, говоря «такая девушка, как вы». Ее это задело. Вероятно, Палицын заметил ее смущение. Он мягко добавил:

— Мы выходцы из совершенно разных миров, но вы расскажете мне то, что знаете, а я поделюсь с вами тем, что известно мне.

Сашенька почувствовала благодарность. Высокий, с густой копной волос, с доставшимися от пращуров-татар широкими скулами и раскосыми глазами, Ваня Палицын являл собой тип настоящего русского мужика, простого петроградского рабочего. Сашенька знала, что, в отличие от Менделя и Молотова, Ваня был именно простым рабочим: он с восьми лет вкалывал на Путиловском заводе и разговаривал как настоящий пролетарий. Вот ради таких, подумала Сашенька, и создавал свое учение Маркс, ради таких и она сама вступила в партию.

— Товарищ Песец, я должен кое-что вам передать. Вы знаете, что с этим делать?

— Знаю.

— Присаживайтесь. Что будете — коньяк? Водку? У нас с Верезиным небольшой праздник, правда, Игорь?

— Меня приняли в партию, — похвастался Верезин.

— Поздравляю, товарищ Верезин, — сказала Сашенька.

Только члены партии заслуживали уважительного обращения «товарищ». Но Мендель предупреждал ее: никаких посторонних разговоров.

«Интеллигенты, — подумала она, — перегибают палку с конспирацией, а вот настоящие пролетарии смотрят на вещи гораздо проще».

Ваня Палицын — в вышитой рубахе, сапогах и крестьянских штанах — передал ей завернутый в тряпку «бульдог».

— Отнесите его наборщику в погребок на Гоголя.

Он грузин. Красивый, черт! Так что вы поосторожнее, не потеряйте голову! — Ваня посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся.

Пробило три, Сашенька миновала Таврический дворец, села на трамвай на Литейном. Она чувствовала, как оттягивает карман заряженный маузер и целая коробка патронов. Она нащупала рукоять, почувствовала холодную сталь. Первый раз она была вооружена, хотя никогда в жизни не пробовала стрелять.

Она взяла извозчика до «Караван-сарая» на Гоголя — этот погребок в турецком стиле посещали в основном рабочие и бедные студенты. Вход в заведение напоминал голову огромной многоножки, распластавшейся на улице, коридор проходил под улицей.