Книга Кукла, страница 14 – Дафна дю Морье

— Нора, — упрекнул он, — какая несправедливость! Сначала вы усаживаете меня рядом с собой, а потом сетуете, что я стараюсь вас развлечь. Может быть, предпочитаете, чтобы я занял место по соседству с вон той прелестной юной леди в розовом платье? Она глаз с нас не сводит.

Девушку викарий видел впервые, а та, услышав замечание святого отца, покраснела, ибо, подобно многим, считала Джеймса Холлоуэя очень привлекательным мужчиной.

Герцогиня снисходительно улыбнулась:

— Не позволю даже словом с ней перемолвиться, пока не научитесь прилично себя вести.

Он что-то шепнул герцогине на ухо, и та залилась звонким смехом.

— Вы неисправимы! А в церкви Святого Суизина требуете от меня серьезности. Какова тема завтрашней проповеди?

— Еще не решил, — небрежно бросил викарий.

Он всегда делал вид, что не готовится заранее к проповедям. Герцогиня с укором покачала головой и вскоре подала гостям знак встать из-за стола.

— Приехал оркестр, — объявила она. — Все мужчины должны танцевать. Даю вам десять минут и ни секундой больше.

Мужчины встретили ее слова смехом и стали неуклюже вставать с мест. Герцогиня в компании нескольких очаровательных дам покинула зал, и они снова удобно расположились за столом и принялись обсуждать хозяйку. Женщинам, чьи мужья отсутствовали, перемыли все косточки, а супругам присутствующих джентльменов выразили должное восхищение.

Кто-то сделал пару остроумных замечаний по поводу скандала, разыгрывающегося вокруг имени известной светской красавицы, а один из гостей разразился наводящими тоску рассуждениями о старинном фарфоре. Впрочем, едва он открыл рот, как было решено подняться наверх и приступить к танцам, так что зануду оборвали на полуслове.

Несколько дам не принимали участия в танцах, а сидели в уголке и наблюдали за другими. Викарий не замедлил направиться к ним, дабы подтвердить репутацию самого остроумного и веселого человека в Лондоне.

Серьезный тон сменялся искрометным юмором и обезоруживающей доверительностью. Будь на то их воля, дамы держали бы при себе викария весь вечер, но тут на выручку пришла герцогиня и приказала незамедлительно продемонстрировать искусство танцора.

Решив пару вопросов с нужными людьми, он стал искать глазами девушку в розовом платье. Святой отец заслуженно считался великолепным танцором и, хотя был увлеченным приверженцем всех новомодных па, хорошо знал, что именно в вальсе имеет возможность блеснуть во всей красе. Напевная мелодия и плач скрипки ласкали слух и обладали притягательной силой. Вальсируя в центре зала, Джеймс Холлоуэй не сомневался, что глаза всех присутствующих прикованы к нему и партнерше в розовом. Даже казалось, будто до ушей доносится восторженный шепот: «Что за очаровательная пара!»

Наверняка нечто в этом роде и говорили. Герцогиня наблюдала за ними, стоя в дверях. Нора — изумительная женщина, а во многих отношениях просто уникальная. Если кто и знает жизнь, так это она. Викарий вспомнил задушевные беседы и кое-что иное… О, их связывают воистину удивительные узы дружбы. А девушка легенькая, словно перышко. Они переместились из центра в угол, и викарию показалось, что незнакомка прильнула к нему чуть ближе. Прелестное создание! Он слегка сжал руку девушки и стал едва слышно напевать мелодию вальса.

Сразу после полуночи викарий покинул бал. Он не любил бодрствовать допоздна, полагая, что это утомляет ум и портит настроение.

Однако сегодняшний вечер проведен с приятностью. Малышка просто обворожительная — и к тому же забавная. Преподобный отец льстил себя надеждой, что произвел на нее желаемое впечатление.

Во всяком случае, девушка собиралась прийти в церковь Святого Суизина.

Нырнув в постель, он с облегчением вспомнил, что малую мессу в восемь утра предстоит отслужить второму приходскому священнику.

Прочитав молитву и покаявшись в совершенных за прошедший день грехах, викарий в благостном расположении отошел ко сну.

На следующее утро он спустился в кабинет и вдруг вспомнил, что не приготовил проповедь.

В поисках вдохновения просмотрел воскресную газету, где привлекли внимание и одновременно встревожили две заметки.

Одна была перепечатана из газеты социалистов и содержала нападки на светских модниц, называя их дорогими побрякушками, которые не работали ни одного дня, проводя жизнь в праздности и разврате.

Во второй короткой заметке сообщалось следующее: «Тело молодой женщины, обнаруженное в Риджентс-канале, опознала ее сестра миссис Дэтчетт. Утопленницей оказалась мисс Мэри Уильямс, проживавшая в доме 32 по Клифтон-роуд, в Сент-Джонс-Вуд. Миссис Дэтчетт встревожило долгое отсутствие сестры. Предположительно по дороге домой девушка оступилась в темноте и упала в канал. Смерть наступила мгновенно. Во вторник будет проведено расследование».

Некоторое время священник стоял молча, с побледневшим лицом и горящим взором.

— Чудовищная несправедливость! — воскликнул он наконец, имея в виду статью социалистов.

По воскресеньям во время одиннадцатичасовой мессы в церкви Святого Суизина всегда толпилось много народу. У большинства прихожан имелись собственные скамьи, а у кого таковые отсутствовали, не всегда находили место где сесть. Без двадцати одиннадцать уже образовалась огромная очередь.

Церковь, разумеется, славилась песнопениями, а музыканты исполняли только хорал.

Переступив порог церкви, сразу погружаешься в благостную обволакивающую атмосферу. Воздух наполняет тяжелый аромат цветов, смешиваясь с благоуханием ладана. Потом начинает играть орган. Глубокий, полный чувственности пульсирующий звук постепенно становится все громче, и вот уже печальный мотив отдается эхом по церкви и уносится вверх неясным приглушенным шепотом, который теряется среди стропил на крыше. Сладкозвучные голоса мальчиков выводят невероятно высокие ноты на фоне монотонного пения теноров.

Викарий в полном облачении становится перед алтарем, представляя собой недосягаемую впечатляющую фигуру в окружении мальчиков в красных одеждах, которые бьют перед ним поклоны и курят в лицо ладан.

Все подвластно священнику, и он действительно обрел себя на этом поприще.

Джеймс Холлоуэй — пастырь людских душ, спаситель человечества.

И паства внимает его голосу, жаждая получить утешение, которое только он способен дать.

Месса превращалась в драму, где главную роль исполнял Джеймс Холлоуэй. Каждая молитва становилась обращением, которое в его устах приобретало выразительную красочность и глубокий смысл.

Орган и хор лишь служили дополнением к глубокому сочному голосу. И когда наступил черед призыва к покаянию и были произнесены слова: «Вы, кто искренне раскаивается в грехах своих», — викарий был подобен строгому, но милосердному судье, который сам чист и безгрешен.

А с каким участием поворачивался он лицом к молящимся и с каким состраданием произносил: «Отпускаю грехи ваши!» И люди поднимались с колен, полные радостного чувства, что теперь все будет хорошо.