Онлайн книга «Запретный плод»
|
– Что значит вторая метка? Она облизнула губы, мягко, как котенок. – Объясним ей, Бурхард? Надо ли ей рассказать, что мы знаем? – Если она воистину не знает, госпожа, наш долг ее просветить, – ответил он. – Да, – сказала она и скользнула обратно к креслу. – Бурхард, скажи ей, сколько тебе лет. – Мне шестьсот три года от роду. Я посмотрела в его гладкое лицо и покачала головой. – Но вы не вампир, вы человек. – Я получил четвертую метку и буду жить до тех пор, пока буду нужен моей госпоже. – Нет. Жан-Клод не сделал бы этого со мной, – сказала я. Николаос чуть развела ручками. – Я его очень сильно прижала. Я знала о первой метке, которая тебя вылечила. Полагаю, он отчаянно хотел спастись. Я вспомнила отдающийся у меня эхом в голове голос: “Простите. У меня нет выбора”. Будь он проклят! Выбор всегда есть. – Он снится мне каждую ночь. Что это значит? – Это он общается с тобой, аниматор. После третьей метки наступает более прямой ментальный контакт. – Нет, – сказала я. – Что “нет”, аниматор? Нет третьей метке или “нет” – ты нам не веришь? – Я не хочу быть ничьим слугой. – Последнее время ты ешь больше обычного? – спросила она. Вопрос был такой странный, что я минуту на нее пялилась, пока ответила: – Да. А это важно? Улыбка Николаос исчезла. – Он качает из тебя энергию, Анита. Он питается от твоего тела. Ему бы полагалось уже ослабеть, но ты поддерживаешь в нем силу. – Я этого не хотела. – Я тебе верю, – сказала она. – Прошлой ночью, когда я поняла, что он сделал, я была вне себя от злости. И потому взяла твоего любовника. – Поверь мне, пожалуйста. Он не мой любовник. – Зачем же он рисковал попасть под мой гнев, спасая тебя? Дружба? Порядочность? Не думаю. Ладно, пусть верит, во что хочет. Лишь бы отпустила нас живыми – другой цели сейчас нет. – Что мы с Филиппом можем сделать, чтобы исправить положение? – О, как вежливо. Мне это нравится. – Она небрежным жестом, как гладят собаку, положила ручку на талию Бурхарда. – Должны ли мы показать ей, что ее ждет? – Если госпожа этого желает. – Желает. Бурхард встал перед ней на колени, лицо на уровне ее груди. Николаос посмотрела на меня поверх его головы: – Вот это, – сказала она, – четвертая метка. Ее руки поднялись к жемчужной пуговице на платье. Она широко раскрыла платье, обнажив полусформировавшиеся детские груди. Рядом с левой грудью она провела ногтем. Кожа раскрылась, как земля под плугом, пролив тонкую струйку крови на грудь и живот. Лица Бурхарда мне не было видно. Он наклонился вперед, охватив ее руками за талию. Лицо его погрузилось между ее грудей. Она напряглась, выгнув спину. Безмолвие комнаты заполнили тихие сосущие звуки. Я отвернулась, только бы не смотреть на них, будто они при мне занимались сексом, а я не могла выйти. Валентин смотрел на меня, я ответила ему взглядом, не отводя глаз. Он сдвинул пальцем на затылок воображаемую шляпу и усмехнулся мне, сверкнув клыками. Я сделала вид, что не вижу его в упор. Бурхард сидел, откинувшись спиной на кресло. Лицо его обмякло и покраснело, грудь поднималась глубокими отрывистыми вдохами. Он трясущейся рукой вытер кровь с губ. Николаос сидела неподвижно, откинув голову назад и закрыв глаза. Кажется, секс оказался не такой уж плохой аналогией. Николаос заговорила с откинутой назад головой и закрытыми глазами. – Твой друг Вилли лежит в гробу. Ему было жаль Филиппа. Его следует избавить от подобных инстинктов. Она резко подняла голову, глаза были яркие, почти сияющие, будто светились изнутри. – Сегодня ты видишь мой шрам? Я покачала головой. Она снова была красивым ребенком, целиком и полностью. Без малейшего несовершенства. – У тебя снова безупречный вид. Почему? – Потому что я трачу на это энергию. Мне приходится над этим работать. Голос ее был низким и теплым, как надвигающаяся издали гроза. У меня зашевелились волосы на шее. Что-то должно было случиться плохое. – У Жан-Клода есть последователи, Анита. Если я его убью, они превратят его в мученика. Но если я обнажу его слабость, бессилие, они отпадут от него и пойдут за мной или ни за кем. Она встала, и платье было снова застегнуто до шеи. Белые хлопковые волосы шевелились, будто их раздувал ветер, но ветра не было. – Я уничтожу то, что взял под свою защиту Жан-Клод. Успею я достать нож, привязанный к лодыжке? И что мне в нем будет толку? – Я докажу, что Жан-Клод не может защитить ничего. Я повелеваю всем. Эгоцентричная сука. Винтер схватил меня за руку раньше, чем я могла что-нибудь сделать. Слишком я была занята слежкой за вампирами, чтобы замечать еще и людей. – Идите, – сказала она. – Убейте его. Обри и Валентин отошли от стены и поклонились. И тут же их не стало, будто исчезли. Я повернулась к Николаос. – Да, – улыбнулась она. – Я затуманила твой разум, и ты не видела, как они вышли. – Куда они пошли? – спросила я, и живот у меня свело судорогой. Кажется, я знала ответ. – Жан-Клод взял Филиппа под свою защиту, следовательно, Филипп должен умереть. – Нет! – Еще как да, – снова улыбнулась Николаос. Крик разорвал тишину коридора. Мужской крик. Крик Филиппа. – Нет! Я почти упала на колени, только Винтер не давал мне коснуться пола. Я притворилась, что потеряла сознание, обвиснув в его руках. Он меня выпустил. Я схватилась за нож в ножнах на лодыжке. Мы с Винтером стояли близко к коридору, далеко от Николаос и ее человека. Может быть, достаточно далеко. Винтер глядел на нее, будто ожидая приказа. Я взлетела с пола и всадила нож ему в пах. Он погрузился по рукоять, и кровь хлынула оттуда, когда я вытащила нож и бросилась по коридору. Когда первое дуновение ветра коснулось моего затылка, я уже была у двери. Не оглянувшись, я открыла ее. Филипп обвис в цепях. Кровь яркой широкой волной залила ему грудь и плескала на пол дождем. Свет факела плясал на поблескивающей кости позвоночника. Ему разорвали горло. Я отшатнулась к стене, будто меня ударили. Мне не хватало воздуху. Кто-то все шептал и шептал: “Боже мой, Боже мой”, и это была я. Я пошла вниз по ступеням, прижимаясь спиной к стене. Я не могла оторвать от него глаз. Не могла отвернуться. Не могла дышать. Не могла плакать. |