Книга Так умирают короли, страница 55 – Владимир Гриньков

– Я-то думал, что вы нашли убийцу Самсонова.

Мартынов внимательно посмотрел на меня.

– Связи пока не видно, – признал он. – Но иногда открываются новые обстоятельства, позволяющие взглянуть на дело по-иному.

– Здесь-то что может быть?

– Все, что угодно. Мы отрабатываем сразу несколько версий. Ну, например, почему бы не предположить, что Самсонов каким-то образом был связан с этой контрабандой?

– Самсонов? С контрабандой? Чушь! – уверенно отклонил я эту версию.

Сама эта мысль казалась мне кощунственной.

– А вот ты погоди, – неожиданно мягко не сказал, а почти пропел Мартынов. – У Самсонова ведь крутились огромные деньги. Так? Почему бы не предположить, что он финансировал предприятие твоего Константина Евгеньевича?

– Он не мой! – огрызнулся я.

– Не твой, хорошо. Но все остальное остается в силе – мое предположение о возможной связи Панова и Самсонова.

– Они даже не были знакомы!

– Откуда ты знаешь?

– Мне так показалось.

– Вот видишь – «показалось».

– Да точно я вам говорю! Иногда фамилия Самсонова звучала…

– Где она звучала?

– В разговорах. Когда я, Загорский и Панов иногда упоминали его фамилию. И было понятно, что Константин Евгеньевич и Самсонов лично не знакомы.

– А почему же тогда заходила речь о Самсонове?

– Ну, все-таки такой известный человек. И к тому же мы с Загорским у него работали. Загорский как раз собирался в Германию, а Самсонов его не отпускал, так Альфред жаловался на него Константину Евгеньевичу…

– А тот что же?

– Обещал обломать Самсонову рога.

– Точно? – возбудился мой собеседник.

– Да. Еще в первый день нашего с Пановым знакомства он это сказал.

Мартынов торопливо придвинул к себе чистый бланк протокола.

– Вот видишь, – сказал он и нервно засмеялся. – А говоришь, что никакой связи не улавливаешь.

Я рассказал ему все, что знал: о Константине Евгеньевиче, о Загорском, о Самсонове. Но лично мне в версию Мартынова не верилось. Не мог Самсонов быть связан с этими людьми. Точнее – не могло быть той связи, какая представлялась Мартынову. Я так ему и сказал. Он в ответ только засмеялся:

– Проверим.

За окном было совсем темно, когда наша с ним беседа завершилась и я расписался под протоколом. Этот протокол Мартынов вложил в папку, в которой уже было много-много разных бумаг. Я представил, как эти листики, добавляясь один к другому, множатся и множатся, и уже не разобрать, что где. И в этом беспорядке, в страшной путанице фактов, фамилий и дат корчится бедолага Загорский. Уже не важно, убивал он или нет, это не имеет ровным счетом никакого значения. Только вот эти бумажки и имеют смысл. Я вдруг совершенно четко представил, что такое бюрократическая машина: неистребимое скопище бумажек, каждая из которых – сверхпрочная шестерня огромного бездушного механизма. Человек, попавший меж этих шестерен, обречен. Он будет раздавлен, и ничто не может его спасти.

– Я не верю, что Загорский – убийца! – повторил я.

– Он, значит, не убийца, – поддакнул Мартынов. – Тебя я тоже отбрасываю…

– Спасибо, – вставил я, но он даже не обратил внимания на мой сарказм.

– Вдову тоже выведем из круга подозреваемых – она, как ты утверждаешь, была безутешна и уж ни в коем случае не стала бы лишать человека жизни. Кожемякин, опять же по твоим словам, боготворил Самсонова, так что и о нем забудем тоже. Кто там у нас остается? Демин? По Демину не будет возражений? Ну вот мы и нашли убийцу. Сегодня уже поздно, – Мартынов демонстративно взглянул на часы, – но завтра мы непременно его арестуем.

Он намеренно довел ситуацию до абсурда, чтобы я почувствовал свою неправоту.

– А хотя бы и Демин! – буркнул я, злясь на собеседника. – У него тоже рыльце в пушку. Деньги приворовывал, так что Самсонов даже грозил ему тюрьмой. Демин только сейчас свободно вздохнул, – думал, что теперь будет хозяином программы, да Алекперов оказался покруче…

– Ах да, Алекперов! – вспомнил Мартынов. – Я как раз хотел о нем поговорить. Он ведь действительно замкнул эту программу на себя и действительно начал заниматься этим вопросом еще при жизни Самсонова, у него за спиной. Самсонов что – ничего не знал?

Я пожал плечами:

– Скорее всего – нет. Иначе был бы грандиозный скандал. Он не из тех людей, которые позволяют обходиться с ними некрасиво.

– Вот и я так думаю! Но на что тогда Атекперов рассчитывал?

– Кто смел – тот и съел.

Мартынов замотал головой.

– Э-э нет, – сказал он. – Я сегодня наводил справки, и выяснились очень интересные вещи. На первый взгляд все очень просто. По закону любой, подав заявку, может юридически оформить свое право на что угодно: на новый препарат, на придуманное им для своей фирмы название, на телепрограмму, как в вашем случае. И преимущество имеет тот, кто подал заявку первым, при условии, что нет никого, кто его право на патент оспаривал бы.

– Самсонов не оспаривал, – высказал я предположение.

– Ну конечно! Потому что он даже не знал об алекперовских планах. В итоге Алекперов получил права на программу и даже на ее название. Но я не зря сказал, что только на первый взгляд все просто. Потому что дальше начинают вносить поправки особенности нашей суровой действительности. Во-первых, правовая неразбериха. Во-вторых, наш менталитет, всегдашнее желание судить не «по закону», а «по справедливости».

Мартынов невесело усмехнулся.

– У вас в Останкино уже были подобные случаи, – продолжал он. – Мне рассказывали, что в некоторых программах возникали конфликты, часть коллектива уходила на другой канал и быстренько оформляла свои права на название программы, потому что само название – это уже капитал. Программа выходила лет двадцать, ее знали все, от мала до велика, и, уходя на другой канал, «раскольники» хотели увести за собой и телезрителей. И что?

– Что? – спросил я.

– А ничего. По закону они вроде имели право. А в жизни все обстояло иначе. Программа оставалась за тем, кто вел ее, кто все эти двадцать лет светился в кадре. Ты понял? Те, кто заявил свои права на передачу, формально могли бы потребовать, чтобы конкуренты сменили название. А в действительности всегда получалось так, что им этим правом не удавалось воспользоваться. Сила привычки. Закон буксует, кругом чад и дым – и никаких последствий.

– То же самое могло быть и с Самсоновым?

– Запросто! – убежденно сказал Мартынов. – Хочешь, я скажу, как было бы? Алекперов заявил бы свои права на программу, а Самсонов просто на эти его права наплевал бы. Продолжал бы выпускать свою программу и делал вид, что ничего не происходит.