
Онлайн книга «Доктор Проктор и конец света (как бы)»
![]() Лисе застонала: — Профессор! Разве вы не знаете, что теперь телевидение цифровое? Старые антенны больше не работают. Доктор Проктор приподнял бровь, посмотрел на Лисе, потом на антенну на крыше. А потом — на часы. — Значит, время идет. Так что же у вас произошло? — Что, простите? — не поняла Лисе. — Так что же у вас про-и-зо-шло? — Я видел, как что-то исчезло, когда растаял снег, — сказал Булле. — Когда снег тает, он исчезает. — Доктор Проктор зевнул. — Что еще? — На штандарте школьного оркестра появилась лишняя буква, — сказала Лисе. — Звучит так, будто конец света не за горами, — сухо заметил доктор Проктор и стал пробираться по снегу к двери своего дома. — У вас есть идеи, что теперь делать? — спросила Лисе. — Конечно, — кивнул доктор Проктор. — И что же? — То же, что и всегда. Карамельный пудинг. — Итак, — сказал доктор Проктор, когда они разделались с полутораметровым пудингом за столом профессорской кухни. На соседнем столе стояли модель вертолета, с помощью которой он взбивал крем, тостер, которым он сушил варежки и носки, и кастрюля для ухи с дырявым дном, потому что он терпеть не мог уху. — Ты о чем-то говорил, — сказал доктор Проктор. — Да-с, — промурлыкал Булле и сыто рыгнул. — Извините. — Ничего. Так о чем ты говорил? — Это трудно объяснить. Когда Грегор Гальваниус упал, он поднял тучу снега, и снег этот как будто осел на чем-то. Я успел заметить какую-то фигуру. Но потом снег растаял, и то, что было под снегом, стало невидимым. — А что это было, человек или животное? ![]() — Не знаю. Во всяком случае, я никогда не видел таких звериных следов. И на следы босых ног, или туфель, или ботинок это тоже непохоже. Мне кажется, на ногах было что-то… — Булле зажмурился и принялся старательно шевелить мозгами, пытаясь понять, что же было на ногах. — Гм… — протянул доктор Проктор. — А на штандарте школьного оркестра появилась лишняя буква. Но потом, когда вы вернулись, «ОРКЕСТР» оказался написан правильно? Лисе кивнула. Доктор Проктор стал почесывать подбородок. — Носки! — закричал Булле. Лисе и Проктор посмотрели на него. — Это были следы носков, — сказал Булле. — Знаете, как когда промочишь ноги, а дома снимешь обувь и пошлепаешь по полу в мокрых носках… — Носкокрады, — прошептал доктор Проктор. — Дефект речи… Лунные… — Тут он спохватился, что Булле и Лисе ловят каждое его слово, и сразу же замолчал. — Носкокрады? — хором переспросили Булле и Лисе. — Дефект речи! — выпалил Проктор. — Я хочу сказать… у меня когда-то был дефект речи. — Он показал на улицу за окном: — Боже! Опять пошел снег! Они выглянули. Действительно, там кружились снежинки. Лисе посмотрела на доктора Проктора: — Что еще за похититель нос… — Кстати, я сейчас работаю над новым изобретением, — перебил ее доктор Проктор. — Хочу создать забавный такой гибрид рождественской елки и обычной ели: чтобы ель вырастала вместе с мишурой, бумажными ангелочками, свечками. Достаточно просто срубить ее и поставить в комнате. Что скажете? Булле покачал головой: — Плохая идея. В украшении елки — половина радости. — Неужели? — огорчился доктор Проктор. — Да-с. — Булле подчистил свою тарелку. — А вы не могли бы изобрести что-нибудь, чтобы оркестр школы «Укромный уголок» стал звучать хорошо? — Ну нет. Это абсолютно невозможно, — отрезал доктор Проктор. — А что вы скажете о рождественской каше со вкусом карамельного пудинга? — Это было бы здорово! — закричал Булле и посмотрел на кусочки карамельного пудинга, которые еще оставались на подносе. — Если больше нет желающих, то, может быть, я… — Доктор, — перебила его Лисе. — Кто такой похититель носков? — Никогда не слышал о таком, — отрезал профессор. — И вы тоже. Лисе посмотрела на Булле. Щеки его были как два шара, а на подносе не осталось ни крошки. — Однако время уже позднее, — сказал доктор Проктор и громко зевнул. — Тебе не кажется, что сегодня вечером доктор Проктор был какой-то странный? — спросила Лисе, когда они вышли за дверь. — Нет. — Булле громко рыгнул и счастливо улыбнулся. — Ну еще бы! — Она закатила глаза. Когда Лисе вернулась домой, поужинала, выучила уроки и отрепетировала партию кларнета, мама крикнула ей снизу, что пора ложиться спать. По правде говоря, Лисе не имела ничего против. Почистив зубы, она спустилась в гостиную. Родители смотрели телевизор. На экране группа мужчин и женщин очень громко пели, непрерывно раскачиваясь, отчего их длинные белые одеяния колебались, как занавески при дуновениях летнего бриза. Лисе затосковала по весне. — Что это? — спросила она. — Это? — переспросил папа-комендант. — Это «Кон-ХОР-с» — конкурс хоров. Победитель получит сто тысяч крон и пятьдесят эре. Плюс собственную передачу на телевидении. Плюс поездку в Данию с проживанием в кемпинге. — Плюс бесплатное обслуживание в течение полугода у парикмахеров в Моссе и Воссе, — добавила мама. — Плюс… — А кто поет? — спросила Лисе. — Хор Халлвара Теноресена, — пробубнил папа. — Кто такой Халлвар Теноресен? — Кто такой Халлвар Теноресен? — удивилась мама. — Ну, знаешь, Лисе, честно говоря, тебе надо больше читать в прессе о выдающихся людях. Халлвар Теноресен — поющий мануальный терапевт из шведского Йёнчёпинга. Самый симпатичный хормейстер к югу от Норботена. Смотри, какой милашка. Странно, что он не женат. — Совсем не странно, что он не женат, — буркнул папа-комендант. Лисе посмотрела на хористов — они широко открывали рты, пели и улыбались. Она пошла спать. Лежа в постели, Лисе выключила бра в изголовье, включила карманный фонарик и посветила на желтый дом через улицу. И как и всегда, там загорелся свет и маленькие пальчики стали показывать театр теней. Сегодня вечером Лисе увидела икающего человечка, как он катится по льду и падает. А вот длинноносая женщина помогает ему встать. Кажется, мужчина хочет ее поцеловать, но она его отталкивает. Лисе долго и громко смеялась. И забыла, что она забыла про то, что забыла. Когда театр кончился, Лисе мгновенно уснула и спала, как всегда, крепко. Поэтому она так и не узнала, что, когда снег перестал идти, из люка на Пушечной улице раздалось странное бормотание. Оно поднималось вверх, к луне, которая, сонно моргая, взирала с небес на город Осло, и время от времени переходило в пение. |