Онлайн книга «Доктор Проктор и конец света (как бы)»
За снежными заносами в самом конце Пушечной улицы в маленьком синем домике вокруг кухонного стола сидели Лисе, доктор Проктор и фрекен Стробе. — Чуть де пропали, — сказала фрекен Стробе, едва не плача. — Хорошо, что вы разобрались со сцеплением и передачей, — сказала Лисе доктору Проктору. — Но совсем не хорошо, что наших Булле и Перри, похоже, завтра зажарят вместе с Грегором, — ответил он и в отчаянии запустил обе руки в свои взъерошенные волосы. — Все из-за меня. — Нет, из-за меня, — сказала Лисе. — План был мой. — Я должда была вас отговорить, — сказала фрекен Стробе. — Здачит, это все из-за… — Хватит! — крикнул доктор Проктор и застонал: — Ну почему мы каждый раз попадаем в тюрьму? — Я знаю, что на это ответил бы Булле, — сказала Лисе. — «А иначе как бы мы организовали побег»? И все они улыбнулись. Но потом снова погрустнели. Погрузились в раздумья и раздумывали, пока доктор Проктор не сказал то, что было на уме у каждого: — Мы ничего не можем сделать. Фрекен Стробе немного поплакала, потом завернулась в шерстяное одеяло, пошла в гостиную, легла на диван и включила телевизор. Раздалось хоровое пение, и фрекен захихикала. Лисе тоже хотела посмеяться. Но вместо этого она надела сапожки. — Надо идти домой, — сказала она. — Конечно, мама и папа загипнотизированы, но все-таки они за меня беспокоятся. Доктор Проктор молча кивнул, соглашаясь. Лисе вышла в коридор, открыла дверь и уже хотела выйти, как вдруг услышала знакомый голос. Она остановилась как вкопанная. Голос доносился из гостиной. — Дорогие соотечественники. Прежде всего позвольте пожелать вам всем хорошего Нового года! И не забудем поблагодарить год уходящий. Желаю всем заболевшим в старом году поправиться. Особенный привет пожилым, одиноким и тем, кто в море. Многое нам пришлось пережить в этом году: перемены погоды, шитье норвежских национальных костюмов и лосиную охоту… Лисе так клонило в сон, что она едва сдерживала зевоту, но все равно она бросилась в гостиную, где похрапывала перед телевизором фрекен Стробе. На экране человек в красной одежде с белым меховым воротником, глядя в одну точку, монотонно говорил: — Однако уходящий год принес нам и тирана, который захватил власть и добился, чтобы его провозгласили вождем. — Король! — закричала Лисе. — Король произносит по телевидению новогоднюю речь! Храп фрекен Стробе прекратился, Лисе услышала, как на кухне скрипнул стул. И через секунду все трое сидели перед телевизором с широко раскрытыми глазами. — Целью Халлвара Теноресена является отнюдь не создание лучшей жизни для вас, дорогие соотечественники, — говорил король. — Целью его является создание хаоса, с тем чтобы обеспечить завтрак себе самому и своим павианам. Его настоящее имя — Йодольф Шталер, он прибыл с Луны. Он загипнотизировал вас хоровым пением, но теперь его власти пришел конец. Поэтому мы сейчас все — включая тех, кто в море, — должны остановить Йодольфа Шталера. Датчане — наши друзья, и я призываю вас всех сложить оружие… Впрочем, нет. Лучше направить оружие против Йодольфа Шталера и его бандитов. И в особенности против лакея Оке, бессовестного жулика и предателя, притворявшегося слугой. — Фантастика! — прошептал доктор Проктор. — Он сделал это! Он настоящий… — …король! — закончила за него Лисе. — Но… мы еще успеем? — прошептала в отчаянии фрекен Стробе. — Хватит ли у нас времени спасти Грегора и Булле? До рассвета осталось всего несколько часов. — У меня есть идея, — сказала Лисе. — Какая? — спросил доктор Проктор. — Большой оркестр. Спасение в большом оркестре. — Неужели? — удивилась фрекен Стробе. — Конечно, — сказала Лисе. — Надо срочно собрать оркестр. Вот вы играете на чем-нибудь? Все равно на чем? Быстро! — Я немножко играю на фортепьяно, — призналась фрекен Стробе. — Во всяком случае, играла раньше. — Э-э, — замялся доктор Проктор. — Я могу сыграть на блокфлейте «Старика Ноя». [20] — Этого мало, — сказала Лисе. — Надо идти на улицу и собирать оркестр. И нам нужен дирижер… Нам нужен… Мадсен проснулся как подброшенный. Дверной звонок надрывался. Дирижер обнаружил, что заснул в своем кресле с высокими подлокотниками, на телеэкране мерцал «снег» помех. Когда он засыпал, там показывали хор, который пел «Норвегия прекрасна, прекрасней всех на свете». Что-то в этом роде. И очень неплохо, собственно говоря. Мадсен влез в домашние тапочки, застегнул форменную куртку оркестранта и пошел к двери своей квартиры — он жил в многоэтажке. Открыл. На пороге стояли трое. Запыхавшаяся девочка, пыхтящий мужчина в мотоциклетных очках и тяжело дышащая дама с невероятно длинным носом. — Мы должны собрать оркестр, — сказала девочка. — И выучить одну песню уже до рассвета! Мадсен поправил темные пилотские очки и непонимающе уставился на странную троицу: — Скто вы? — Я — Лисе. — Лисе? — Я играю в вашем оркестре! — В оркестре? — Мадсен задумался. — Оркестры — такая стоска. Девочка вздохнула и обернулась к даме с сумкой: — Он загипнотизирован. Вы не могли бы… Дама кивнула, подняла руку и хлопнула по двери. Стробобах был такой силы, что звук пронесся по всем этажам. Мадсен заморгал, растерянно глядя на Лисе, профессора и фрекен Стробе из его школы — теперь он их наконец-то узнал. — Г-где я? Он обернулся и осмотрел свою квартиру. На полу лежала разбитая цветочная ваза, а картинка на экране телевизора опять зашевелилась. — Скажите «тоскливая», — велела Лисе. — Тоскливая, — сказал Мадсен. — Что случилось? — Вас разгипнотизировали, — сказала Лисе, схватила дирижера за руку и потянула за собой. — Сейчас мы будем звонить в дверь каждого дома на Пушечной улице. Доктор Проктор стоял на ящике из-под груш и смотрел на людей, собравшихся посреди Пушечной улицы в свете уличного фонаря. Здесь были старики, дети и взрослые. Папа-комендант, мама-комендантша, мама и сестра Булле, госпожа Тране с сыновьями Трульсом и Трюмом. Некоторые были в халатах или пижамах, другие в куртках-пуховиках, некоторые — в хоровых концертных платьях, некоторые — в военной форме (эти сжимали в руках винтовки, собравшись стрелять в датчан). Но все они слышали речь короля, а теперь слушали объяснения доктора Проктора по поводу того, что в действительности происходит. Другое дело, верили они ему или нет. Каменные лица перед ним ничего не выражали. |