Онлайн книга «Обсидиановая бабочка»
|
Я видела их только на черно-белых фотографиях, да еще чучело в чикагском музее. Фотографии не отражали и малую толику оригинала, а чучело - ну, наверное, чучельник попался не очень искусный. Дракон вплыл в пещеру мерцающим клубком цвета и мышц. Такой красоты я в буквальном смысле никогда в жизни не видела. Наверное, это он и расчленял людей. Дракон раскрыл небесно-голубую пасть и зевнул, показав ряды пилообразных зубов. Звук когтей по полу был таков, будто идет свора баскервильских собак. Супруг Красной Жены положил шлем на камень у моих ног и пошел приветствовать дракона. Тварь наклонила голову, чтобы ее погладили, очень по-собачьи. Самозваный бог почесал его чуть выше надбровных дуг, и дракон, сощурив глаза в щелочки, издал низкий рокочущий звук. Он мурлыкал. Хозяин отослал его прочь игривым шлепком по мускулистому плечу. Я смотрела ему вслед, будто это было не наяву. - Я думала, они вымерли. - Мой зверек помог нам перебраться сюда, а потом он спал волшебным сном, ожидая пробуждения. - Я не знала, что кецалькоатли способны на гибернацию. Он снова нахмурился и подошел к моему изголовью. - Я знаю, что значит ваше слово "гибернация", но это был волшебный сон, наведенный моим последним жрецом-воином. Жрец принес себя в жертву, погрузив нас всех в очарованный сон, зная, что никто ему не поможет и он умрет один в этом чужом месте задолго до того, как я поднимусь. Очарованный сон. Что-то вроде из Спящей Красавицы. - Это и есть истинная верность - пожертвовать собой на благо лучших. - Я очень рад, что ты понимаешь. Это очень облегчает то, что должно случиться. Мне эти слова не понравились. Может быть, лесть никуда меня не приведет. Надо попробовать что-нибудь более для меня нормальное - скажем, сарказм - и посмотреть, не уведет ли это нас от вопроса о моей неизбежной судьбе. - Я тебе не обязана верностью. Я не из твоих последователей. - Только потому, что ты не понимаешь, - ответил он, и эти улыбчивые глаза глянули на меня с выражением полного душевного мира. - То же самое говорил Джим Джонс перед тем, как дать всем яд. - Я не знаю этого имени - Джим Джонс. - Тут он наклонил голову, как Итцпапалотль, когда она слушала голоса, не слышные мне. Теперь я поняла, что это может быть поиск в памяти других людей. - А, теперь я знаю, кто это. - Он глянул на меня красивыми и спокойными глазами. - Но я не безумец. Я бог. Он вроде бы отвлекся, будто для него было важно, чтобы я поверила в его божественность. Если он должен убедить меня в ней, прежде чем убить, то мне ничего не грозит. Убить меня он может, но никогда не убедит меня, что он бог. Он нахмурился: - Ты мне не веришь. И снова в его голосе прозвучало удивление. Я поняла, что он, несмотря на всю свою силу, выглядит молодо. Века рвались из глаз на его руках, будто через них можно заглянуть в самое начало творения, но сам он казался с виду молодым. А может, он просто не привык к людям, которые тут же не падали ниц, поклоняясь ему. Если за все свое долгое существование ничего другого ты не видел, то любой отказ от поклонения может тебя потрясти. - Я бог, - повторил он, и снова в его голосе прозвучало снисхождение. - Тебе лучше знать. Но я постаралась, чтобы мое сомнение прозвучало бы явственнее. Он еще сильнее нахмурился и снова навязчиво напомнил надувшегося ребенка. Испорченного ребенка, надувающего губы. - Ты должна поверить, что я бог. Я - Супруг Красной Жены. Я тот, кто свершит отмщение убийцам моего народа. - Ты имеешь в виду испанских конкистадоров? - Да. - В Нью-Мексико вряд ли найдется много конкистадоров. - Их кровь течет в жилах детей детей их детей. - Не сочти за обиду, но эти бирюзовые глаза ты вряд ли унаследовал от кого-то из местных. Он снова надулся, и морщинки показались у него между бровей. Если он будет и дальше со мной разговаривать, недовольство станет привычным выражением его лица. - Я - бог, созданный из слез народа. Я - сила, которая осталась от ацтеков, и я - тело, созданное магией испанцев. Их собственной мощью я сокрушу их. - Не слишком ли поздно сокрушать? Пятьсот с хвостиком лет прошло. - У богов другой отсчет времени, не такой, как у людей. Он верил в свои слова, и я также знала, что он подыскивает самооправдание. Он бы раздавил испанцев еще пятьсот лет назад, если бы мог. Может, мои мысли о нем как-то отразились у меня на лице, потому что он сказал: - Тогда я был новым богом, поэтому не настолько сильным, чтобы сокрушить своих врагов, а потому кецалькоатль принес меня сюда ждать, пока я наберу достаточно силы для нашей цели. И сейчас я готов вести свою армию вперед. - Так ты хочешь сказать, что пятьсот лет ушло, чтобы ты из маленького божонка стал большим и злым богом? Как суп должен до-олго покипеть, чтобы стать настоящим супом? Он рассмеялся: - У тебя очень странный ход мыслей. Мне печально, что скоро ты будешь мертва. Я бы сделал тебя первой из своих наложниц и матерью богов, потому что рожденные от тебя дети стали бы великими чародеями. Очень, жаль, что мне нужна твоя жизнь. Мы снова вернулись к вопросу о моем убийстве, а именно этой темы мне не хотелось касаться. У него, кажется, очень ранимое самолюбие. Сейчас посмотрим, насколько ранимое. - Извини, но это предложение не кажется мне заманчивым. Он улыбнулся, склонившись надо мной, пальцами пробежал по моей руке. - Мы возьмем твою жизнь, и это не предложение. Это факт. Я состроила самые невинные глаза. - Я думала, ты предлагаешь мне стать наложницей, матерью богов? Он нахмурился еще сильнее: - Я не предлагал тебе стать моей наложницей. - А! - сказала я. - Извини, я не так тебя поняла. Он все еще трогал пальцами мою руку, но уже не перебирал ими, будто забыл, что прикасается ко мне. - Ты бы отвергла мое ложе? Очень смущенный голос. Отлично. - Ага. - Ты хранишь добродетель? - Да нет, просто конкретно твое предложение меня не соблазняет. Ему всерьез было трудно сообразить, что я не нахожу его привлекательным. Еще раз он пробежал по моей руке щекочущим прикосновением. Я лежала спокойно и глядела на него, глядела прямо в глаза, потому что иначе пришлось бы смотреть на отрезанные части тел. А трудно быть тверже гвоздя, когда хочешь заорать. |