Книга Нарцисс в цепях, страница 82 – Лорел Гамильтон

Прикрыв глаза рукой, я замотала головой. Что со мной такое?

— Что с тобой, Анита? — Мика осторожно тронул меня за руку.

Я опустила руки и посмотрела на него:

— Он пахнет... едой.

— Да, — кивнул Мика.

Я снова мотнула головой:

— Ты не понял. У меня такие мысли... страшные.

Сказать этого вслух я не могла. Я хотела его сожрать или хотя бы вонзить зубы. Наверное, я сумела бы удержаться и не жрать тело, но оставить следы на этой гладкой коже хотелось до безумия. Еще чуть-чуть — и я не знаю, удержалась бы я или нет.

— Когда ты мне сказала, почему оставила Натэниелу отметины, я знал, что это был голод. — Последнее слово Мика произнес как написанное большими буквами. — Обычно проходит несколько дней или недель, до первого твоего полнолуния, лишь тогда голод становится проблемой. А мысли и образы насчет пожирания — это ничего. Это нормально.

— Нормально! — Я скептически рассмеялась. — То, что я думаю, и близко к норме не лежало.

А вслух произнести я этого не могла.

— А что ты хочешь сделать с Риисом? — спросил Рафаэль.

Я обернулась к нему, открыла рот — и остановилась, взглянув на Рииса.

— Не могу. Это как рассказывать сексуальные фантазии в присутствии незнакомца, который в них фигурирует. Кажется настолько интимным.

— И действительно интимно, — согласился Рафаэль. Его темные глаза встретили мой взгляд. — Но если ты расскажешь мистеру Риису, что ты хочешь с ним сделать, тогда, он, быть может, полетит домой.

— Крыса — тоже дичь, — сказал Риис.

— Все, что меньше тебя, — дичь, — ответил Рафаэль, — но крысы всеядны. Они съедают все, что встает у них на дороге, в том числе и людей, если те не могут убежать. Крыса-оборотень — тварь не маленькая, мистер Риис, и мы можем быть хищниками, какими не удается быть нашим прообразам.

Риис посмотрел на нас всех, наморщив брови, сердито мотнул головой, наклонился и сунул мне запястье под нос.

— Понюхайте как следует, — сказал он. — Кажется, вам всем это нравится.

— Я бы на вашем месте этого не делал, — заметил Рафаэль.

— Вам бы стоило прислушаться, Риис, — поддержал Мика.

Я ничего не сказала, потому что близкий запах его тела опьянял. Как самые дорогие духи, разлитые по шелковым простыням, и с обертоном свежего хлеба и варенья на фоне запаха плоти. У меня нет слов, чтобы описать, но это был самый прелестный запах за всю мою жизнь.

Я схватила руку и прижала ее к губам раньше, чем сообразила, что делаю. Такой нежной была его кожа, и запах крови под этим тонким слоем... Меня тянуло не только обонять ее, но и попробовать, ощутить плоть между зубами, омочить рот теплым приливом крови...

Я отдернулась и полезла через Мику, через все сиденье в дальний угол как можно дальше от царя лебедей.

Что-то, наверное, было у меня на лице, в глазах, потому что он испугался. Глаза его расширились, полные губы приоткрылись.

— Боже мой, вы действительно плохо собой владеете!

— Прошу прощения, — сумела выговорить я.

— И вы действительно хотите оказаться там, где нас будут сотни? — спросил Рафаэль.

— Я не поддаюсь на блеф, — заявил Риис. — Вы меня не тронете. Судя по всему, что я слышал об Аните и о вас, Рафаэль, вы из хороших парней. — Он бросил косой взгляд на Мику. — Его я не знаю. Но я знаю, что лебеди никогда никому не подчинялись. Мы самостоятельны. Тот факт, что я поддерживаю Аниту и ее пард, должен что-то значить для волков. Мы слабы как союзники в бою, но то, что какое-то животное, кроме ее собственного, заключает союз с пардом, что-то должен Ульфрику сказать.

Я забилась в угол, обняв колени, в позе, которую не следует принимать, когда носишь кобуру. Но я в буквальном смысле брала себя в руки, заставляя слушаться тело и разум. Как, интересно, смогу я не сделать в эту ночь чего-то неприличного — или смертельного? И насколько еще ослабнет у меня самообладание?

— Ваш последний царь отвечал на зов их ныне покойной лупы, — сказал Рафаэль.

— Так мне говорили. Хотя, строго говоря, он был не царь, а лишь наследный принц. Я не знаю, что он был должен прежней лупе, но, думаю, это был какой-то шантаж, потому что мне попались снимки, от которых вы бы покраснели.

Мне пришлось дважды прочистить горло, чтобы я смогла заговорить.

— Каспар отказывался сниматься в порнофильмах Райны, но платил за это проверкой актеров для фильмов.

— В каком смысле — проверкой?

Я обняла себя покрепче и стала отвечать, но при этом преодолевая шум крови в ушах, пульсирующее желание.

— Каспар умел менять форму по желанию. Райна использовала его для отбора не оборотней, которые заводились, когда он перекидывался в процессе секса.

Реакцию Мики я ощутила даже на расстоянии. Риис был в ужасе.

— Вы это сами видели?

— Нет, но Райна с огромным удовольствием излагала мне все в деталях. Она хотела, чтобы я присутствовала на таком «прослушивании», но у меня нашлись более интересные дела.

— И он это делал добровольно? — спросил Риис.

— Нет. Совершенно определенно это не был его выбор. Он ненавидел эту работу.

— Свою способность изменять форму мы считаем величайшим даром. Мы — среди немногих оборотней, которые делают это с легкостью.

— Это потому, что ваш дар — либо проклятие, либо врожденный талант, но не заразная болезнь?

— Мы так полагаем.

— У Каспара было проклятие, — сказала я.

— Вы интересуетесь, что у меня?

На самом деле я смотрела, как прыгает у него кадык, и думала про себя, как оно было бы — сжать зубами горло, но об этом факте лучше было умолчать. Я продолжала говорить, но Рафаэль и Мика наверняка знали, на какой тонкой ниточке я держусь. Я продолжала говорить, потому что молчание заполнялось картинами и жуткими желаниями.

— Да, мне интересно.

— Я родился царем лебедей.

— То есть царем лебедей, а не лебедином. Это значит, что вы — самец? Слово «лебедин» используется только для женщин?

Он посмотрел на меня пристально:

— Я родился, чтобы быть их царем. Я — первый царь более чем за сто лет.

— Все остальные либо выбирают вожаков, либо сражаются за право им быть. А у вас выходит что-то вроде наследственной монархии.

— Так и есть. Хотя различие определяется не кровным родством, можете назвать это наследственной монархией. Но я не наследовал титула.