Онлайн книга «Конец света»
— А Батов на инструктаже говорил, в кабине только водитель и старший. — А куда я теперь этого лейтенанта посажу? Бери, и все! — Ну ладно, давай. Особенно не спеша, к машине подошел лейтенант в новеньком бушлате с овчинным воротником и в шапке — новехонькой, аж с голубизной. — Вы старший лейтенант Цугаринов? — Ну я. — Майор Батов сказал, что я с вами поеду. — Ну тогда залезай. Молодой оказался длинным. Его шапка почти касалась потолка, а ноги в новеньких хромачах даже в сложенном виде едва помещались в ограниченном пространстве кабины. В ЗИЛе сразу стало тесно. Витька не любил сидеть посередине. Уж лучше быть прижатым к холодной дверце. Водила все время переключает передачи, за коленку задевает… Но просить новенького пересесть Витька не решился. — А вы, товарищ лейтенант, к нам в батальон? — по-простому полез знакомиться Назаров. — К вам, — ответил новенький. — А кем служить у нас будете? — Переводчиком. — А-а-а-а! Назаров удовлетворенно замолчал. — А че, ты по-афгански шпаришь? — в свою очередь поинтересовался Витька. — Афганского — такого языка нет. Есть пушту и фарси. Я фарси в университете изучал. — В каком? — В Ленинградском. — Так ты из Питера? — Витька чуть не подпрыгнул. — Да, а вы? — Да ты чего меня «на вы»! Меня Витей зовут, это ты для Назарова «на вы», а со мной «на ты» сразу давай. Тебя как? — Миша. — Ты че, двухгодичник? — Да не, кадровый я. — А где в Ленинграде живешь? — На Петроградской стороне — набережная реки Карповки. — А я в Дачном, на Трамвайном. — Да вот… — А давно из Ленинграда-то сам? — Неделю назад. Я пять дней в Душанбе назначения ждал, пока к вам не попал. — А «Беломора» питерского нет? — Сигареты «Антарктида», еще ленинградские. — Давай. Назаров тоже молча руку протянул. Чиркать водиле спичку входит в обязанности старшего. — А как вас тапком-то зацепило? — спросил Назаров. — А я и не заметил даже, мы параллельно ехали — танкисты колонной вдоль скалы, а мы у обрыва. Ну, этот газанул как-то, крутанул… Я и испугаться не успел. Водовозка 25–54 вдруг отвалила вправо, и Витька увидел военного регулировщика в белой каске, жезлом показывающего направление к большой площадке. — Заправляться будем, — сказал Назаров радостно, — бензинчиком. — Значит, тебе, Миша, два года еще служить? — Нет, Витек… Один, если из Афганистана не отзовут. — А мне, значит, не год, а шесть месяцев, — сказал Витька и улыбнулся удовлетворенно. * * * Нахлынули воспоминания. Как пелена упала — нахлынули. Им, вопоминаниям, только дай слабину! Цугаринов не мог заснуть, все вспоминал. Один день в Афганистане припомнился ему во всех подробностях. Почему именно он, этот день? * * * — Штабная рота, штабная рота… Что штабная рота? Что они так громко орут? Витька окончательно отчаялся обрести какое-либо подобие сна и опустил ноги на мокрый линолеум. Дневальный Домбилбаев ежечасно поливал пол в офицерских КСО, потому как существовало предубеждение, будто от этого увлажнения в раскаленных вагончиках становилось легче дышать. Это как раз тот редкий случай в СА, когда солдату жилось легче, чем командирам. Солдаты спали в палатках, которые простым поднятием полотняных стен превращались в навесы, и под ними свободно продувал ветерок. А тут, в этом «контейнере советского офицера», сделанном зэками в каком-нибудь СибЛаге номер тра-та-та, днем температура поднималась до шестидесяти пяти. Замполит Веня Воронцов, лысый, как наш Ленин на юбилейном рубле, все пугал: — Вот зимой полезем к солдатам в палатку отогреваться. Вагончики-то с электрическими печками! А прапор дядя Вася ночью электростанцию гонять не хо-хо из соображений экономии. Вот и мерзли мы под бушлатом без Аньки-Встаньки и без Наташки-Черепашки. А у солдатиков в палатке ПБ — печка и дневальный истопник. Там, даже когда на улице минус тридцать, на верхнем ярусе ребята без одеял посапывали. Впрочем, до новой зимы еще надо дожить. А через полтора часа Витьке — на инструктаж к майору Батову. Витька первый раз дежурным по батальону. Ребята смеялись: Витька дежурным — часть без дежурного! Он натянул брюки и на манер сержантов-дембелей на нош напялил не форменные коричневые полуботинки, а кроссовки… В Военторге, как в ГУМЕ, — весь дефицит! Адидас — Москва! Получите и распишитесь. Вышел Витька на ки-риль-цо… Почесать себе …ицо… Почесал лицо. Комаров здесь нет, потому что нет воды и нет травы. Но дрянь какая-то все же летает и кусается. — Филонов! Филонов, иди сюда! — крикнул Витька младшему сержанту из штабной команды тех, за кем по солдатской справедливой молве закрепилось позорное звание «писарюги». Филонов — один из двух Витькиных непосредственных подчиненных. Умел на машинке двумя пальцами, перепечатывал протоколы, фуйню-муйню разную. Отчеты и всю прочую мутотень. Будет потом тоже мамке рассказывать, как в горы ходил, как раненого командира из-под огня выносил. Витька читал письмо одного первогодка: «Мама, я служу в Краснознаменной ордена Кутузова части, и мы скоро опять пойдем в наступление…» Е-мое! Какое, к хренам, наступление! Им вообще запрещено про боевые действия писать, а автобат вообще по своей узкой функциональности ни в какие наступления не ходил. Наше дело — перевозки, ремонт… Вот до чего же всем славы хочется! Больше, чем водки. Филонов подошел вразвалочку. — Чего? «Ни хрена себе, „чего“? Это так теперь у нас сержанты младшие цельным лейтенантам отвечают», — подумал Витька про себя, но ничего не сказал. — Проводи меня до третьего поста. — Хорошо, только вы, товарищ лейтенант, тоже автомат возьмите. «Хрен тебе, три километра по такой жаре я и с пестиком в кармане хорош буду», — подумал Витька и снова ничего не сказал. — Достаточно и твоего «калаша». А дух налетит, так и в два ствола не отобьемся. Шли по каменной россыпи. Так было ближе. По дороге километров пять получалось. А напрямик — доплелись бы минут за сорок. Филонов положил «калаш» на горбину и обе руки закинул через железо, как Христос на перекладине. — А правда, что вы в Ленинграде учились? |