Онлайн книга «Медвежий ключ»
|
— Народ… это народ, — не нашел он другого объяснения. — Медведи — это медведи. И посмотрел на людей так, словно они свалились с потолка. Что-то было очевидно для него, совсем не очевидное для людей. Первым нашелся Товстолес: — Ты — Народ, или ты медведь? — Я — Говорящий из Народа. Я не медведь. Зверь склонил на бок голову, напряженно всматривался в людей. — Медведи не говорят. Медведи не народ, — медленно фыркал Товстолес. — Я понял правильно Тумана? — Медведи не говорят. Медведи не народ. Ты понял правильно, — и немного помолчав, Туман сделал последнее уточнение: — А я народ. — Медведи не все говорят, — попробовал Товстолес после молчания, — их можно убивать. — Медведей можно убивать. Народ нельзя убивать. Народ говорит. Медведи не говорят. Туман бил в одну точку, он очень хотел быть правильно понятым. Люди молчали. — У меня сейчас сильное желание закурить трубку… — тихо промолвил Михалыч. — Хотите «Беломору»? — Маралов протягивал пачку. — Вы разве курите?! — Нет… Но почему-то подумал, что вам это будет не лишнее. И Михалыч принял пачку, в очередной раз подивившись фантастической интуиции Маралова. — Если можно, не сейчас… Кажется, наш… гм… наш гость не будет в восторге от дыма, и если честно — то я тоже… — Хорошо, Владимир Дмитриевич, но тогда позвольте мне тоже задать пару вопросов… — обращаясь к Туману, Михалыч зафыркал, заворчал. Туман не понял. — Ну, давайте выходить из положения… — Ладно… Высунув язык от напряжения, Михалыч рисовал что-то в тетрадке. Поднял страницу, показал людям и Туману. На странице были нарисованы две морковки, в которых можно было все-таки угадать схематические изображения двух человечков. Одну «морковку» Михалыч заштриховал изнутри, сделал черной, другую оставил светлой внутри контура. — Плохой человек, — профыркал Михалыч, показывая черную «морковку», и Туман с ним согласился — «морковка» выглядела преотвратно. — Хороший человек, — ткнул Михалыч в светлую «морковку», и Туман опять зафыркал — пусть это будет хороший человек, если Михалычу так надо. Михалыч опять поднял страницу. На странице был здоровенный разинутый рот. — Он говорит, — профыркал Михалыч, и на этот раз Туман его не понял. Пришлось вмешаться Товстолесу, и оба ученых ворчали и фыркали до тех пор, пока Туман не согласился: да, это рот, и он что-то кому-то говорит. Тут Михалыч стал рисовать светлого человека рядом с говорящим ртом: — Хорошие люди говорят? — Да, — Туман казался удивленным, — да, хорошие люди говорят. — Плохие люди говорят? — Михалыч поднимал уже другую картинку, где темный субъект стоял возле открытого рта. — Плохие люди говорят. — Плохие люди ходят с ружьями? — Да. — Хорошие не ходят с ружьями? — Нет, хорошие люди ходят с ружьями. Товстолес покачал головой: — Мне кажется, что мы зашли в тупик… Михалыч нарисовал чудовищную колбасу; колбаса опиралась на другие колбаски, поменьше, и каждая из колбасок-опор кончалась жуткого вида когтями. Договорились насчет того, что это существо будет медведь, но вот хороших и плохих медведей Туман никак не различал, и по-прежнему не соглашался, что это существо — говорящее. Никакие сочетания «медведя» с говорящим ртом его не устраивали. — Народ другой, — уверял Туман, и рисовать больше не стали. Хорошо хоть, ученые немного привыкли говорить на языке ворчания и фырканья. Маралов принес чаю, в том числе очень сладкого — Туману. И состоялся новый разговор. — Люди — это Говорящие? — Да. — Народ — это Говорящие? — Да. — Медведи — не говорящие. — Да. — Почему Народ убивает людей? Люди — Говорящие. — Люди убили много Народа. Люди первые начали убивать Народ. Народ убивает плохих людей. Впервые Туман торопился, делал нервные движения, суетился — тема его задевала. — Плохие люди убивают медведей? — Плохие люди убивают Народ. И вот тут Михалыч нанес последний, самый жестокий удар: — Люди не знают, что Народ — Говорящие. Они думают, только они Говорящие. Вот тут Туман упал на зад и с минуту в упор рассматривал ученых. А потом замотал головой так, что ветер заметался по избушке. Недоуменно, обиженно вздыхал медведь… вернее сказать — существо, по внешности ничем не отличимое от медведя. — Они и подумать не могут, что их путают с медведями… — тихо сказал Товстолес, — вы, кажется, нащупали самую болевую точку. Но оказалось, не эта точка самая болезненная. — Народ можно отличить от медведей? — спросил Товстолес, и этот вопрос чуть не стал последним в биографии старого ученого: с диким ревом метнулся Туман, прогнулись лиственничные бревнышки, мелькнула просунутая между ними лапа размером с крупную тарелку. Товстолес еле успел отпрянуть, вжаться в стену, Михалыч схватился за ружье. Медведь прекратил реветь, опять он зафыркал и взрыкивал, но понять его теперь сделалось трудно: какие-то ежики, зады, крысиные хвосты, сороки, бабочки… — Кажется, нам желают получить по ежику в задний проход… — Товстолес смертельно побледнел, но чувство юмора и жажда знаний оказались сильнее испуга. — А я так понял, что мы — сороки с крысиными хвостами, и еще почему-то мотыльки. — Одно другому совершенно не мешает… — По-видимому, этот вопрос прозвучал для него примерно так: «А разве люди отличаются чем-то от горилл?» Или что-нибудь в этом роде… — Гм… Лично для меня это вовсе не звучит обидно… Требует разъяснения, что мы-то сразу видим разницу… — Вот и они разницу видят, и считают оскорбительным, когда не видят другие. Попробуйте-ка задать этот вопрос мужику из лавки или, скажем, постовому милиционеру: «а не похож ли ты, дядя, на гориллу?». Зверь ходил кругами, еле умещаясь в избушке, взрыкивал, когтями рвал пол, грозно сопел. — Туман… Мы не хотели тебя оскорбить (на языке Тумана это прозвучало скорее как «мы не хотели тебе сказать плохих вещей»). Зверь свирепо уставился на Товстолеса. — Мы знаем, что Народ совсем не такой, как медведи. Но люди этого не знают. Они не слышали, как Народ говорит, — порявкивал, пофыркивал Товстолес. Какое-то время казалось, Туман опять прыгнет на лиственницы, попытается достать ученого. Но зверь превозмог себя, ответил, как мог судить ученый, очень сдержанно: |