
Онлайн книга «Уши в трубочку»
Наконец гостеприимные, но бдительные хозяева закрыли перед моим носом дверь. Я потащился обратно, мне указали постель, я рухнул, как спиленный дуб, погрузился в глубокий сон, полный причудливых видений… Да, весьма причудливых, хотя были и такие, что повторяются регулярно. Говорят, годам к сорока такие сны прекратятся, а пока что не знаю даже, хорошо это будет или плохо… Рано утром сын хозяина, расторопный молодой парень, чисто по-русски вытирая замасленные руки тряпкой, сказал с по-американски широкой смайлой на конопатом ирландском фэйсе: – Бензобак пробит… Как вы еще ухитрились добраться, чудо. Вам придется заваривать. – Лучше машине, – предложил я. – Мне не надо, а сам не умею. Беретесь? Он подумал, вытер тряпкой взмокший лоб, посмотрел на солнце, карабкается к зениту. – Надеюсь за сегодня успеть. – Так долго? Он сдвинул плечами: – Не могу же вот так с горелкой? Сперва промоем от остатков бензина, высушим, вытащим наружу… Я сказал безнадежно: – Хорошо, беритесь. Обратно поплелся нога за ногу, о деньгах, ессно, не говорили, это не Юсовщина, где клиент сразу достает карточку, а клиент попроще – пухлый бумажник. Тут даже Эркюль Пуаро и мисс Марпл хрен за какие бабки распутывают тайны, а все пошло с Шерлока Холмса, который тоже непонятно на что жил и брал ли деньги за поимку преступников – непонятно, джентельмен хренов. Здесь о деньгах не говорят, так что, вероятнее всего, из моего бумажника исчезнет какая-то бумажка, а то и две, но вслух о таких вещах в Англии ни-ни, здесь в деревнях все еще она самая, а вот в городах и в Лондоне – уже Юсландия. Торкесса выглядела невыспавшейся, злой, словно всю ночь вертелась, как червяк на сковородке, в жаркой постели, прямо накаленной. На меня посмотрела с обидой. – Я была всего на втором этаже, – сообщила она сухо. – А с моего балкона до земли такие ветви винограда, авианосец можно поднять на воздух! Я изумился: – Ну и что?.. Не стану же я в наш прозаический век, как старорежимный Ромео, лезть по плетям винограда? Да и ты не Джульетта. Она спросила ревниво: – А что у меня не так? Девяносто-шестьдесят-девяносто! – А что это? – спросил я. Сам же догадался: – А-а, езда на автомобиле мимо гаишника… Нет? Тогда возраст, рост, вес? Понимаешь, здесь люди за тебя отвечают, потому не хотят, чтобы твои девяносто-шестьдесят-девяносто превратились в девяносто-девяносто-девяносто… Они ведь принимают телепередачи, все чаще видят там вовсе шестьдесят-девяносто-шестьдесят… Она спросила сердито: – А что это? – Забеременевшие малолетки. – Подумаешь! Надо уметь… – Кстати, либо меня глазомер подводит, либо… гм… Девяносто вижу, вторые девяносто – тоже, а где же шестьдесят? У тебя в талии меньше сорока… Прямо червяк какой-то. Она оскорбилась: – При чем тут талия? Шестьдесят – это мой ай-кью! – Ого, – сказал я уважительно, – для блондинки… ты ведь крашенная под рыжую? – это неимоверно. Или у вас там гирьки подпиленные? Давай скажем проще: молодая девушка, девяносто-шестьдесят-девяносто, всю ночь искала приключений на свои вторые девяносто, но в этой глухомани разве разгуляешься? Ладно, пойдем пройдемся по селу, а то и до околицы, полузгаем семечки. Машина будет готова разве что к обеду. Да и то вряд ли. Дворецкий, все так же сидя на завалинке, указал вдаль корявым пальцем: – Видите руины старинного рыцарского замка?.. Там, правда, разрушены только башни, а сам замок в целости… Говорят, по ночам ходит привидение, стонет и гремит цепями. Так что ни в коем случае не вздумайте туда забрести!.. А вот там левее, у подножия горы, темнеет вход, это Пещера Некроманта, жуткое место, ни один человек еще не выбрался живым. Я поинтересовался: – А что вон там еще левее? – О, – сказал он с суеверным страхом, – там алтарь бога Радегаста. Говорят, подле него собираются сатанисты. Я возразил: – Какие сатанисты? Это языческий бог! – А разве язычники не сатанисты? – удивился дворецкий. – А наш кюре говорил… – Дурак он, этот кюре, – сказал я с раздражением. – Малограмотный дурак! Наверное, еще и демократ. Нет, точно демократ. И общечеловек в придачу. – Да, но оргии… Кто кого сгреб… Я сказал с еще большим раздражением: – А разве не в этом самое главное завоевание и достижение демократии? Это значит, что радегастовцы уже тогда были демократами, а всякие там фашистские церкви, вроде католической, православной и магометанской, всячески угнетали и преследовали свободное волеизъявление плоти! А кюре – фашыст. Кроме того – тоталитарист, глобалист, яблочник, целибатист и педофил, вообще – гад полосатый. И в шляпе, сволочь! Даже очки наверняка нацепил, скотина. Не знает, что для того, чтобы носить очки, недостаточно быть умным, надо еще и плохо видеть… Все, решено, не пойдем к этому алтарю Радегаста, и не уговаривайте! Дворецкий несколько опешил, наконец заулыбался, его длинные корявые руки пошли в стороны, словно хотел обнять нас. – Дорогие мои, вот и замечательно. Отдыхайте, наслаждайтесь, пока молоды… Цветочки рвите, молодые девушки должны уметь рвать цветы, вырабатывать необходимые привычки наклоняться… гм… Торкесса отодвинулась от меня, надула губы. – Я не могу сидеть и ждать, – сказала она сердито. – Давай хоть походим по окрестностям. Поговори со мной! – Лучше тебя послушаю, – ответил я. – Пощебетать? – спросила она с готовностью. – Пощебечи, – разрешил я. – О чем? Я махнул рукой, это с умной можно говорить обо всем, с красивой – все равно о чем говорить, а с торкессой так и вообще можно бездумно слушать ее беспечное щебетание. – Просто щебечи, – объяснил я. – Ты во всем хороша. И даже эта твоя милая рубашка… – Это еще что, – ответила она победно, – ты еще мои трусы не видел!.. Как-нибудь покажу, когда у меня будут. Эх, Гакорд, почему бы тебе не сочетать приятное с еще более приятным? – Не трогай молнию на моих джинсах, – предупредил я, – мы даже не вышли на околицу. Здесь нравы строгие. – А потом можно? – Нельзя, – отрубил я. Я услышал сзади торопливые шаги. Нас догоняла юная монашка, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, с крепкими натренированными пальцами, я бы на такой женился, имей склонность к онанизму, сейчас же только уставился на медную цепочку в ее руке. В кулачке проглядывает между стиснутыми пальцами блестящее, металлическое. |