Онлайн книга «Трехручный меч»
|
— Вон там, за пустыми кувшинами. — Это все я? — Вы же герой! Пошатываясь, я кое-как облачился в боевую одежду, благо для полуголого это нетрудно, а вот с боевой формой пока непросто, но я заставил себя спускаться во двор, не особенно хватаясь за стены. Генрих велел отряду не отставать, но особенно и не приближаться, так что мы неслись впереди втроем, а волк и ворон по-прежнему бдили и сообщали о всяких и разных интересностях. На третий день отряд сопровождения заметно отстал, хотя там отборные из отборных на лучших конях. Естественно, самые быстрые кони у нас: у Генриха по праву феодала, у королевы — потому что королеве попробуй не дай лучшее, а у меня попросту единорог, для которого все кони — медлительные коровы. Дальше мы неслись уже трое, волк и ворон держались впереди, а пыльное облако позади постепенно уменьшалось, пока не растворилось в сухом жарком воздухе. Я велел ехать скрытно, не надо, чтобы о нашем вторжении знали все на свете. Сэр Генрих поскрипел в неудовольствии, но признал мою правоту, чему я весьма удивился. Во второй половине дня увидели впереди облако пыли, на всякий случай объехали, долго пробирались по каменистой гряде, едва не ломая ноги коням, а когда ветерок слегка сдвинул пылевое облако, оказалось, что по дороге два оборванных пастуха гонят большое стадо коров. Я выругался, и без того устали, снова выбрались на дорогу, проехали не больше часа, как далеко впереди показалось такое же пыльное облако. Первым моим побуждением было свернуть, но Генрих сказал презрительно: — Опять прятаться от коров? За мной скачет сто сильнейших воинов! Я хотел выматериться, но взглянул на серое от пыли и усталости лицо королевы, буркнул: — Как скажет Ее Величество. — Поедем прямо, — прошелестела она, голос у нее тоже серый, бесцветный, едва живой. — Прямо так прямо. Мы сближались, облако разрасталось, донесся сухой перестук копыт, уже и королева выпрямилась в седле, в это время в пыльном облаке тускло заблистал металл. Проступили очертания всадников, дорога позволяла ехать по четверо в ряд, я рассмотрел коней песочного цвета, всадники в оранжевых башлыках, кони укрыты оранжевыми попонами, все практично: не так заметна пыль, да и самих всадников издали разглядишь только по облаку пыли, но после дождя они наверняка просто невидимки, зеленые береты… — Это я виновата, — пробормотала королева. — Женщина всегда права, — буркнул я. — А я в самом деле дурак… Впереди всадников ехал настоящий гигант, он сам и конь не покрылись пылью, так как держался впереди, выше остальных на голову, в плечах шире, на кончике шлема трепещут три крупных пера. Панцирь на груди украшен вензелями, на шлеме золотая насечка, даже на плечах латы украшены серебром. Еще я рассмотрел руку, что держала поводья, пальцы как поленья, а рука — целое бревно. Всадник смотрел холодно и бесстрастно, тяжелую челюсть украсили два белых шрама, еще один, багровый, шел от уха по щеке. Генрих покрепче стиснул копье, опустил шлем. Острие копья смотрело прямо в грудь всаднику. Тот вскинул руку в приветствии: — Сэр желает помериться силой? — Да, — отрубил Генрих зло. — Но тогда условие… — Какое? — Если сбросите меня с седла, вам позволено будет проехать. Если сброшу я, вы все становитесь моими пленниками. Королева ахнула, я проверил, на месте ли меч, но мои груды мышц почему-то гиганта не повергли в ужас. Генрих подумал, произнес бесстрастно: — Не кажется ли вам, доблестный сэр, что условия поединка несколько… неравны? Гигант проревел трубным голосом: — Сэр, я просто даю вам шанс. Если вы отказываетесь… — Нет, — ответил Генрих. — Не отказываюсь. Но не пожалейте, сэр! Они разъехались, разом пустили коней навстречу друг другу. Я не поверил глазам своим, не думал, что тяжелые рыцарские кони в тяжелых доспехах, да еще с тяжеленным рыцарем на спине могут развивать такую скорость, но, видимо, они, как бегуны на сто метров, выкладываются полностью, а потом останавливаются в изнеможении. Бешеный грохот копыт, очертания коня и всадника размазались в сверкающую полосу, как они могут видеть, куда ударить копьем, это же лотерея… Удар, на землю обрушился такой грохот, словно прямо над головами сверкнула молния и ударил гром. От металлического лязга зазвенело в ушах, а на зубах появился вкус меди. Конь Генриха остановился как вкопанный, а конь гиганта вместе с всадником рухнул в пыль. В руке Генриха остался обломок копья. Он отшвырнул, я чувствовал, что движение далось с трудом, неверной рукой вытащил меч из ножен. С той стороны к упавшему спешили трое из его воинов. Я выхватил трехручный, пустил единорога навстречу: — Эй-эй, ребята!.. Я вас пропущу, конечно, но только без голов. Кто первый? И улыбнулся как можно зловещее, я же варвар, мы же с рыцарей шкуры снимаем на свои варварские боевые барабаны войны. Они остановились, побледнели. Я вытянул меч лезвием им навстречу, знаком велел вернуться. Не споря, попятились, страшась повернуть коней и ускакать. Генрих слез с коня, подошел, слегка прихрамывая, к поверженному. Тот силился встать, но руки подламывались, он падал в придорожную пыль. Изо рта текла густая темная струйка, смешивалась с пылью. Я сказал громко: — Оставь его мне, сэр Генрих. На моем барабане прохудилась шкура. А у этого должна быть хорошая, дубленая… Генрих взглянул на меня, лицо бледное, явно сдерживает боль, минуту раздумывал, затем кивнул: — Да, сэр Гакорд, я же у вас в долгу за проигранного в карты коня. Берите этого пленника себе. Гигант кое-как воздел себя на руках, прохрипел: — Но мы ведь договаривались… — Вы ставили свои условия, — ответил Генрих. — Теперь ставим их мы. — Это даже не условия, — добавил я с гнусной улыбкой. — Горе побежденным! Всем — русским, югославам, иракцам, французам… — Ка… какие, — прохрипел он поспешно, — условия? Генрих подумал, ответил с предусмотрительностью не рыцаря, а умелого хозяйственника: — А сперва посмотрим, что везете. Может быть, ничего не возьмем. А может быть, используем право первой брачной ночи. Даже в полдень. В походе допускаются мелкие отступления от молитв и ритуалов. Гигант сказал хрипло: — Мы… мы принимаем… все ваши условия… Генрих со слабой улыбкой посмотрел на меня. Я обернулся к троим воинам, прокричал: — Ладно, забирайте своего… неудачника. Изволю разрешить! |