Книга Ночь и город, страница 36 – Джералд Керш

— Гарри, — сказал Фиглер, — Душитель хочет спать.

— Ну так уложи его в постель.

Фиглер поднялся из-за стола:

— Я пошел. Позвоню тебе завтра утром.

— Попридержи язык, Джо, а не то я тебя в порошок сотру! Я маленький, да удаленький! Я тебе ноги отрежу и завяжу на шее бантиком… Слыхал об Аль Капоне? Так вот…

— Слушай, Гарри, я уже сыт по горло этой белибердой! Я расторгаю наш контракт.

— Не желаете ли шоколаду? — спросила девушка.

— Джо, — проговорил Фабиан заплетающимся языком, — я куплю тебе большущую коробку шоколада.

— Ну его к черту!.. Слушай, Гарри, я последний раз спрашиваю: ты отдашь мне деньги до завтра? Если нет, можешь убираться ко всем чертям.

— Ты же мой дружок! — икая, воскликнул Фабиан. — Слушай, вот чудесная идея для песни: «Эй, дружок, дай пирожок…» Здорово, правда? Ладно, Джо: вот, держи. — Он достал из нагрудного кармана пачку банкнот. Фиглер пересчитал деньги.

— Пятьдесят. А где остальные, Гарри?

— Ай, отвали!

— Ладно, но я тебя предупредил! До завтра! Пошли, Душитель.

— Честный Джо Фиглер, — проговорил Фабиан, — ни разу в жизни никого не надул… Эй, Джо, хочешь плюшевого мишку?

— Хватит валять дурака. Пошли, Душитель.

Три бокала шампанского оглушили Душителя посильнее, чем удар кувалды. Он поднялся и, покачиваясь, как сомнамбула, последовал за Фиглером.

— Ой, Гарри… — начала Ви.

— Отвяжись, — отрезал Фабиан. Его американский акцент осыпался, словно старая штукатурка — вместо гнусавых заокеанских модуляций прорезался характерный говорок кокни.

— Миленькие игрушечки для вас, — проговорила девушка, держа в руках пучеглазого купидончика с зеленым луком.

— Хочешь игрушку, Хелен?

— Не откажусь.

— Два фунта, — нагло сказала девушка.

— Идет, — согласился Фабиан.

— О Гар-ри! — воскликнула Ви. — А мне ты купишь сигареток?

— Нет… Я куплю сигареток моей мал-ленькой Хелен, а тебе — нет… Поняла?

— Турецкие? — Девушка сняла с подноса огромную позолоченную шкатулку с инкрустацией в виде цветочного узора, украшенную двумя черными набалдашниками, львиной головой и кисточкой из искусственного шелка.

— Это особенные, сэр, для настоящих леди, с розоватым фильтром — три фунта…

В самой глубине сознания Фабиана промелькнула мысль: «Идиот! Пускаться во все тяжкие, рисковать своей свободой, чтобы раздобыть эти несчастные сто фунтов, а потом выбросить их вот так, можно сказать, псу под хвост!»

— К черту! — заорал Фабиан. — Три фунта за сигареты! Что я, дурак? Пошла отсюда, чего привязалась?

— Ну-ну, не надо докучать джентльмену, если он не может себе это позволить, — во всеуслышание объявил Носсеросс, — покажи ему что-нибудь за пару шиллингов.

— Что-о?! — взревел Фабиан. — Не могу себе это позволить? Я? Я?! Вот, гляди! — Он вытащил из кармана все свои деньги и, зажав их в вытянутой руке, замахал ими в воздухе. — Да у меня миллион долларов! У меня тысяча фунтов! Давай сюда свои сигареты!..

— А мне? — жалобно спросила Ви.

— Ах тебе?! Да иди ты к черту!.. Ик… Ох…

— Может, мне вообще уйти? — пролепетала Ви, чуть не плача.

— Бедненькая, — растроганно проговорил Фабиан. — Вот, держи-ка, — он достал из жилетного кармана две сигаретные карточки [24] и маленькую железную свастику, — на этих карточках счастливые номера. Я бы ни за что не расстался с таким талисманом, даже за пятьсот тысяч фунтов, но теперь дарю его тебе, так что держи…

— Два фунта три шиллинга, сэр, — сказал Адам, открывая бутылку виски.

— Вот тебе, приятель, три фунта… Сдачи не надо. Налей мне полный стакан. Слушай, олух, хочешь иметь тысячу фунтов в неделю? Если да, то приходи ко мне в клуб… Я сделал Душителя тем, кто он есть сегодня… Один его удар стоит по меньшей мере сотню… О-ох, мои кишки! Такая изжога! Черт, я забыл, заплатил я тебе или нет? — Он отсчитал еще два фунта и добавил три шиллинга серебром.

— Но…

— Ладно-ладно, — проговорил Носсеросс, появляясь из-за плеча Адама, — каждый может забыть. Все правильно, Адам.

— Так… О чем это я говорил? — спросил Фабиан.

— Что-то об игрушке, — напомнил Носсеросс. — По-моему, вы спрашивали девушку, не хочет ли она игрушку.

— Чудесная черненькая куколка, — сообщила разносчица шоколада, протягивая набивную негритянку в розовой набедренной повязке, — две гинеи.

Фабиан оцепенел. Он ничего не видел, кроме стакана с виски, и в его глазах этот стакан превратился в дюжину мыльных пузырей. Он попытался отмахнуться от них, задел бутылку с виски, она упала на пол и разбилась. Фабиан на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями, лихорадочно прокладывая путь к последней цитадели сознания.

— Выпивку! — заорал он. — Выпивку-у! Я всех угощаю! Всех! Принесите мне выпить! Выпивку, живо!

— Адам, — сказал Носсеросс, — принеси мистеру Фабиану пару бутылочек нашего особенного шампанского.

Адам прошел через зал, задевая плечами танцующих; ему казалось, что происходящее с ним — какой-то сон. Тем не менее его карманы были полны денег. У Хелен, сидевшей за столиком с позолоченной шкатулкой и игрушками, было то же ощущение нереальности происходящего. Она окидывала взглядом шумный прокуренный зал, кружившийся вокруг нее, как карусель. Адам вернулся с подносом. Его лучистые, серые, по-детски наивные глаза на мгновение поймали ее взгляд. Потом он поставил бутылки на стол и произнес равнодушным тоном:

— Четыре фунта, мистер Фабиан.

Фабиан выгреб из кармана все деньги. Теперь это была жалкая тоненькая пачечка смятых засаленных банкнот и горстка серебра. Его лицо вытянулось. Потом он пожал плечами и пробормотал: «Транжира… Вот транжира…» — и бросил на поднос четыре фунта и все оставшееся серебро. Хлопнули пробки бутылок. Фабиан проглотил три бокала «Особого шампанского»: это было самое обыкновенное игристое вино с неприятным резким привкусом. Носсеросс, Хелен, Ви, Адам и все музыканты подняли за него свои бокалы. На какой-то миг Фабиан почувствовал себя богом. Он закричал:

— А ну, сыграйте «Он ведь парень хоть куда»! Это я ее написал… — Оркестр послушно заиграл.

Пробило четыре. Разносчица шоколада принесла на подносе цветы. Носсеросс протянул Фабиану красную гвоздику со словами:

— Примите от меня этот скромный подарок.

Идиотски ухмыляясь, Фабиан засунул цветок за пазуху, между жилетными пуговицами.