
Онлайн книга «Истребивший магию»
Она поджала губы. – Конечно, не я. Но почему я должна делать хуже? – Больно ручки белые, – сказал он неодобрительно. – И нежные. Ты вообще ни за что не бралась. Тебя няньки одевали и раздевали. Даже от солнца прятали. Она молчала, смотрела, как он разламывает краюху хлеба, режет сыр, движения точные, экономные, полные сдержанной горделивой силы. У слабых мужчин суетливости больше, а у этого ни одного лишнего жеста. – Почему не носишь меч? – спросила она и вспомнила, что уже спрашивала. Он не стал указывать, что у нее что-то с памятью, снял с пояса гуся. Она настороженно смотрела, как он умело обдирает кожу, потрошит и вообще готовит для насаживания на вертел. – Просто не ношу, – ответил он наконец. – Почему? – Не люблю, – ответил он мрачно. – Мечом можно убить. Она сказала саркастически: – А твоей палкой? – Тоже можно, – ответил он мирно, – но острое железо наносит раны. Слишком легко. А палка… только ссадины да кровоподтеки. Чтобы убить – надо постараться. И очень захотеть. А меч… убивает слишком легко. Она возразила: – Но и мечом можно плашмя, как дубиной! Он покачал головой, глаза стали печальными. – Слишком велик соблазн… не плашмя. Да и вообще меч в руке – соблазн. Нехороший. Пока он ломал сучья и бросал в костер, она осмотрела его посох. Как бы ни уверял в миролюбии, мол, у него не меч, а эта безобидная штука, в умелых руках эта оглобля куда опаснее меча. Во-первых, намного длиннее, во-вторых, больше возможностей: можно и легким кровоподтеком украсить, можно и голову вдрызг, как глиняный горшок. А меч, увы, если рубит, то рубит. Потому мечами, мелькнула у нее неприятная мысль, вооружают простых воинов. Мечом пользоваться просто, а вот чтобы таким шестом… гм… надо быть и очень сильным, чтобы убивать с одного удара, и поупражняться дольше. Она снова украдкой смерила взглядом его плечи и спину. В этой волчовке не видно мышц, он, как нарочно, их скрывает, но теперь, когда дважды расшвырял разбойников, можно догадаться, что есть, есть… Она спросила с интересом: – Зачем тебе столько амулетов? – Я волхв, и я запасливый, – сообщил он. – И все настоящие? Или есть для красоты? Он посмотрел с недоумением: – А что, бывают и такие? Она кивнула с чувством полнейшего превосходства, улыбнулась одними глазами, у нее это всегда получается просто очаровательно, пусть этот гад получит под дых. – Некоторые, – сообщила она покровительственным тоном, – цепляют вот так побольше просто для важности. Чтобы все видели, какие они… защищенные. Он подумал, сдвинул плечами. – Ну, наверное, есть смысл носить и такие, ты права. Но у меня в самом деле настоящие. Вот этот, к примеру, предупреждает об опасности. Даже когда я сплю, стоит кому-то подойти ко мне с обнаженным ножом или мечом, сразу же будит… А просыпаюсь я очень быстро. Она зябко повела плечами. Страшно и представить, что натворит, когда проснется среди ночи и решит, что вокруг враги. – Амулетов все меньше, – сказала она горестно. – А еще они все слабее… Почему прекратились магические дожди, остались только простые? Сколько бы людям можно было сделать добра… Он хмыкнул, но смолчал, лишь ломал и подбрасывал в огонь короткие сухие палочки. Она помолчала, спросила тоскливо: – Знать бы, вернется ли когда-то такое время… – Какое? – Чтобы снова прошли магические! А лучше, чтобы они шли так же часто, как обычные. От магических трава оживает точно так же. Это мы знаем, что в такой воде есть магия, а народ пользовался ею всегда, как простой. Он помолчал, буркнул: – Когда-то пройдет снова. – Когда? – Лет так тысяч через десять, – ответил он с кривой усмешкой. – Или через сто. Она ахнула. – Сто тысяч лет? – Да. – Почему? – Наш год, – напомнил он равнодушным голосом, – для богов что день. А то и минута. Дождик через каждые сто тысяч лет – это все равно для них что раз в неделю для нас. Она сердито поджала губы, глаза рассерженно сверкали в отблесках костра. – Я тебе не верю! – Правильно делаешь, – сказал он спокойно. – Люди всегда верят тому, чему хотят верить, а при чем тут истина? Она может оказаться горькой, острой, неудобоваримой. Спокойнее, да и приятнее верить, что вот будешь идти по дороге… глядь – старый медный кувшин торчит из песка! Если вытащить и попробовать оттереть от грязи, появится могучий джинн и скажет, что отныне он твой раб и будет выполнять все твои желания… Она отшатнулась, смотрела на него расширенными глазами. – Ты знаешь эту историю? Он скривился. – Да кто не знает… Наперебой рассказывают друг другу. Взахлеб. Помню, один при мне перестал даже пахать, выпряг вола, лег под деревом, закинув руки за голову, и начал мечтать, что сделает, когда найдет такой кувшин… Даже не если найдет, а когда найдет! Она посмотрела с неуверенностью: – А что плохого, если усталый человек помечтал чуток? Он пожал плечами. – Я сказал, что плохо? Нет. Просто его соседи продолжали пахать. Поняла? Оранжевые языки плясали над толстыми прутьями, что медленно превращаются в пурпурные угли, лицо Барвинок в багровых бликах неуловимо быстро меняется, а когда Олег подбросил новую порцию хвороста, и огонь ухватил их жадно, словно озарилось внутренним светом. – А кто ты? – спросил он. – Почему в лесу на дереве? Ты там живешь? – В дупле? – изумилась она. – Ну, может быть, – предположил он, – у тебя там гнездо… – Я лекарь, – объяснила она надменно и вздернула голову, – шла в деревню, где все заболели. Он кивнул. – Все так. Но как вдруг стала лекарем? Это дело не женское. Женщины лечить не умеют. А ты вообще неженка. – Это я неженка? Он покрутил головой. – Погоди-погоди. Со мной не хитри. Или молчи, или реки правду. Она посмотрела испуганно. – Почему? – Я вижу, – пояснил он с самодовольством, – когда человек врет. У него такое лицо… – Какое? Он усмехнулся. |