Онлайн книга «Истребивший магию»
|
Пугливо выглядывая, она видела, как волхв все еще зло и точно бьет жуткими стрелами, что пронизывают летающих тварей, словно копья. Гарпии падали, как подстреленные вороны, яростные крики сменились воплями страха. В небе осталось три уродины, орали и в жутком страхе хлопали крыльями, набирая высоту, а когда превратились в едва различимые точки, сделали круг и начали быстро удаляться. Олег огляделся, упер лук рогом в землю, особых усилий Барвинок не заметила, снял тетиву деловито и легко. Барвинок поскорее вылезла, перепачканная землей так, будто рыла там нору для жилья, испуганная и трепещущая. На поляне не меньше полутора десятков этих гнусных тварей, одна даже повисла поперек ствола, под которым Барвинок пряталась. – Черный Маг прислал? – спросила она трепещущим, как бабочка крыльями, голосом. Он кивнул. – Конечно. Они на людей вообще-то не нападают. Разве что кучей на одного… А так отбиваться от них легко, они уже знают. Значит, им велено. Строго-настрого. – Но не волшебством, – уточнила она. – Иначе бы те трое не стали удирать. – Да, – согласился он, – им просто приказали. Значит, волшебством зря не разбрасывается. Это хорошо. У нас есть шанс… – У нас? – спросила она. – Вообще-то я все надеюсь тебя отговорить. – От чего? – От безумной идеи, – отрезала она, – здешнего мага мне совсем не жаль, этот гад еще похуже тебя. Но нельзя уничтожать магию везде, где на нее натыкаешься. – Можно, – ответил он. Подумал и добавил: – И нужно. Она сказала зло: – Не боишься, что однажды ударю в спину? Он подумал, очень серьезно посмотрел ей в глаза. – Вообще-то такую возможность допускаю. – И все-таки берешь с собой? Он кивнул. – Одинокие люди заводят собак, кошек, хорьков… Кто-то разговаривает с коровой или козой… Знавал одного, общался с рыбами в озере. Я вот завел тебя… Она сказала, сразу ощетиниваясь: – Я не рыба! Я кусаюсь! – А еще и царапаешься, – добавил он. – Ну, предполагаю. – Ты лицемер, – сказала она обвиняюще. – Сражаясь с колдунами, сам хватаешься за волшебство! У тебя лук чародея, будешь спорить? А эти амулеты на все случаи жизни? Он поморщился. – Предлагаешь выходить безоружным? Тогда зачем в той деревне бросала камни в собак? Подпустила бы и дралась на равных: зубами и когтями. Вон они у тебя какие. Она перехватила его взгляд на свои перепачканные землей руки, попыталась вспомнить смятенно, царапалась уже или еще нет, что это он о ее длинных ногтях, мог бы и заметить, что с ними красивее, какой грубый, другие только и твердят о том, какие красивые, знают, как женщине польстить и понравиться, а это сказал только сейчас, когда под ногтями земли больше, чем возле вырытой могилы… – Грубый ты… Она осеклась, нечто мелькнуло на периферии зрения. Она повела взглядом, охнула и вскинула голову. В зените по небосводу ширится кольцо странной зловещей радуги, просто невероятной, привычная радуга всегда коромыслом, обеими концами в землю, чаще – в воду, а в этой что-то от болезненного нарыва, хотя те же цвета, только нечто в них очень нездоровое… Радужное кольцо разрослось на полнеба, пурпурный край потемнел и стал фиолетовым, а затем и вовсе черным. Соседний цвет, оранжевый, сперва превратился в красный, побагровел и тоже стал черным. И все цвета, будто умирают на глазах, проходят через всю гамму, превращаясь в ночь среди ясного дня. Чернота сперва шла узеньким слоем, затем все шире и шире, захватывала радугу, пока вся не стала мрачной и зловещей. Барвинок тряслась от непонятного ужаса, солнце в недобром кольце, и даже оно не может разомкнуть эту смертельную хватку. Олег поглядывал больше на ее потрясенное лицо, на радугу лишь бросил короткий, но внимательный взгляд. – Держись, – посоветовал он. – Что… это? – Не знаю, – ответил он. – Все возможно. Ты ничего не чувствуешь? – Только страшно, – призналась она. – Была бы чудовищем, – сказал он с сочувствием, – если бы не испугалась. Ничего, мы и это ему предъявим… – Что? – Что напугал тебя, – объяснил он тяжеловесно. – Ишь, пугателей развелось… Хватит и меня, сам пугать умею… Дорожка привела на холм, а с вершины вдали открылся высокий дом на горе с плоской вершиной, красивый, словно игрушечный, чистые краски, башенки красные и золотые, карнизы серебряные, вокруг все выложено матово блестящими плитами, широкими и надежными даже с виду. Олег сказал задумчиво: – Та-а-ак, умная сволочь… Она удивилась: – А как это видно? – Домик, – объяснил он, – домик очень уж милый. Дураки сразу бросаются в зло, как они его понимают: одеваются в черное, напяливают рогатые шлемы, не моют уши, здание делают как можно отвратительнее, мол, нате, я плюю на общепринятые нормы, я выше, я над добром и злом, никто и ничто мне не указ… Если увидишь где мрачную крепость, над которой летучие мыши и всякая гадость, там колдун с мозгами подростка. – Молодой? – Не обязательно. Старики тоже… не всегда умнеют. Остаются, как говорят гордо, юными в душе, что значит – не умнеют. А этот, как видишь, поумнел. Детское бунтарство оставил, свой мрачный дворец перестроил в уютный. – Может, – предположила она, – он и не был мрачным? – Может, – согласился он. – Ладно, пойдем… Она зябко передернула плечами. Олег пошел ровным шагом, она догнала и поинтересовалась дрогнувшим голосом: – А почему не через подземный ход? Я слышала, всегда надо через него. – Не всегда, – ответил он с непривычной кротостью. – Почему? – Если укрыться за невидимостью, – сказал он отстраненным голосом, явно думая о чем-то еще, – ловушки все равно сработают. Им неважно, видно тебя человеческим глазом или нет. Наступишь на плиту – тебя пронзит стрелами или копьями. Или пол под тобой рухнет. А в подземном ходе это устраивать удобнее. Там идешь прямо, по бокам стены… Наступишь именно туда, где ловушка. Он объяснял, как всегда, очень обстоятельно, словно разговаривал с ребенком, она поежилась, спросила робко: – Но если переть через парадный ход… не пронзят стрелами и копьями стражники? – Пронзят, – согласился он мирно. – Так зачем же? – Надо, чтоб не пронзили, – ответил он. – К тому же… где ты видишь подземный ход? |