Книга Большая и грязная любовь, страница 45 – Анна Гаврилова

Поцелуй на взлете, да еще с раздвоенным языком, это нечто. Особенно когда тебя что есть сил прижимают к сильному, горячему телу, когда собственные руки ласкают широкие плечи, а потом плющом обвиваются вокруг шеи. Ноги уже не держат, кровь обращается в жидкий огонь, сердце стучит бешено, словно в последний раз.

Взлет прекращается. Где-то на грани сознания маячит мысль – двери открылись, являя бледной секретарше на первом ресепшене все, что скрыто. Но мне по фиг. Мне совершенно по фиг! Только бы продолжал целовать и держать, потому что сама стоять уже неспособна.

– Ну вот. – Голос Глеба звучит тихо и хрипло. Он упирается лбом в мой лоб и едва заметно дрожит. – Ну вот и разобрались.

– В чем? – Вопрос неосознанный, на выдохе.

– В том, что ты врушка, – милостиво пояснило начальство. Столь же неадекватное, как и я. – Бессовестная, мелкая врушка.

Еще один поцелуй – стремительный и очень нежный. А чрезмерно умный лифт по-прежнему держит двери, дожидаясь когда пассажиры соизволят выйти вон.

– Глеб! – Мольба, причем самая настоящая.

– Даже не мечтай, – шепчет руководство, тут же отстраняется, вынуждая ухватиться за стеночку.

Потом галантно поднимает сумочку, которая в процессе нашего общения на плече не удержалась, а видя уровень неадекватности ассистентки начальника аналитического отдела, снова кладет руку на талию, дабы вывести из кабинки.

– Глеб… – Помесь мольбы и глубочайшего возмущения.

– Держись от меня подальше, ладно? – Инкуб совсем охрип. – И вообще… я тебя в филиал переведу. Нет, лучше в компанию к Айшеру, тем более его офис в твоем районе.

Я уподобилась секретарше на первом ресепшене – застыла с вытянутым лицом и круглыми такими глазами. Но до сознания слова Глеба дошли лишь после того, как он чмокнул в щеку и поспешил удрать.

Это что же получается? Кинул? Опять? Ну ладно тот, самый первый раз. Тогда я действительно заслужила пытку. Второй… ну тоже не смертельно, уже пережила. Но это… это несправедливо! Я что, подопытная мышь? Или девочка по вызову, которую можно отшить в любую секунду?

– Крис, ты куда? – пискнула секретарша.

– Туда! – зло рыкнула я, устремляясь к двери некогда родного кабинета.

– Крис, стой! – воскликнула обитательница второго ресепшена. – Он сказал, к нему нельзя!

– Мне он тоже много чего говорил! – Опять рычу, но что делать?

Постучать я не удосужилась. Влетев в кабинет, тут же напоролась на взгляд стремительно краснеющих глаз и поймала сердитое:

– Чего тебе?

Я закрыла дверь, защелкнула замок и лишь потом ответила:

– Угадай!

– Кри-ис… – Лицо шефа исказила гримаса, достойная посетителя стоматологического кабинета. Он еще не успел занять любимое кресло, стоял возле стола, весь такой огромный и страшный. – Крис, ты не понимаешь, во что лезешь.

– Я? Лезу? Хочешь сказать, это я к тебе три дня подряд подкатываю?!

Задумался, но только на миг.

– Если отвечу, что раскаиваюсь, успокоишься?

Я успокоилась раньше. Собственно, в тот самый момент, когда он эти слова произнес.

– Черт, а чего я парюсь?

Брови шефа приподнялись, лицо чуток вытянулось.

– Нет, действительно! Пойду к Гере. Гера ведь тоже из ваших? Он тоже мастер по этой части, верно?

Я стремительно развернулась, разблокировала замок…

– Стоять! – рыкнуло начальство.

– Да пошел ты, – выдохнула, дернула ручку, но…

Черт, я была уверена, что только вампиры могут быть настолько быстрыми.

Опять щелчок, и меня ловко оттаскивают от двери и разворачивают, чтобы продемонстрировать крайне недовольную физиономию и глаза, в глубине которых смешалось все – изумруд, алые всполохи, расплавленная лава и серебристые молнии.

– Глеб, иди на фиг, – сказала очень ровно и очень искренне.

– Дура, – рыкнул красноглазый.

– Сатрап.

– Идиотка.

– Тиран.

– Да ты хоть понимаешь, что Гера с тобой сделает?

Я прикрыла глаза и выдохнула мечтательно:

– О да…

– Крис!

Руки сами скользнули по его плечам, обвили шею.

– Платьишко расстегнешь? – Это кто? Это я спросила?

В ответ услышала треск ткани и тихий стон «Кри-ис…». И все, пропала.

Его губы на моих губах. Его руки… ну они везде, если честно. Прикосновения невероятно властные, жгучие. Мои пальчики, наоборот, осторожны и ловки, как у бывалой карманницы – расстегивают пуговку за пуговкой, не забывая отвечать на развратные поползновения Глеба.

Все. Рубашка на полу.

– Крис, ты… сумасшедшая! – Реплика в перерыве между поцелуями.

Я ответить не успеваю, да не больно-то и хотелось. Выгибаюсь, ощущая волну нестерпимого жара, позволяя Глебу прижать еще крепче.

Бюстик расстегнут, снят и отброшен.

– Глеб! – выдох плавно переходит в стон, а губы шефа пускаются в стремительное путешествие от шеи к груди и обратно.

Мои пальчики в его волосах – ощущение убийственное, даже лучше, чем поцелуи. Опять стон. Только не мой высокий и пронзительный, а его – глубокий и пьянящий.

Попытка сдвинуться в сторону единственного предмета мебели, и я путаюсь в соскользнувшем на пол платье. Глеб успевает подхватить на руки, рычит нечто ругательное. А мир перед глазами плывет, сливается в нечто единое, абстрактное, но невероятно яркое.

Очень знакомая столешница и новый поцелуй. Он ничуть не мешает Глебу лишать меня последней части гардероба, а мне выдергивать ремень из его брюк.

Расстегнуть ширинку зубами? Ну… вариант, конечно, но ведь для этого меня нужно отпустить, а отпускать никто не собирается, поэтому снова не пойми откуда взявшиеся навыки карманницы. Ответом не стон, а рык оголодавшего зверя.

Его ладони на моих бедрах – убежать не получится, избежать тоже. Мои ноги на его талии? Ну да, и такое бывает. Очень медленный, очень глубокий поцелуй, резкое движение вперед – и все, я пропала окончательно. Мир взорвался и сошел с ума. А может, наоборот? Впрочем, какая разница?

Черт с ним, с миром, и реальность пусть пропадет пропадом. Главное, чтобы он, Глеб, был. Всегда. Каждый миг. Каждую секунду.

– Крис…

А закончилось все на полу. Так как ковров в кабинете Глеба Игоревича не имелось, шеф был снизу – отрабатывал свою недальновидность. Нет, сам он тоже не особо мягкий, но все ж таки поприятнее, чем паркетная доска.

Я лежала на брюнете, ощущая жар его тела, мерное дыхание и биение сердца. Он ласково гладил по обнаженной спине и волосам. Изредка с губ срывалось исполненное сожаления «прости…», это слегка раздражало.