Онлайн книга «Соперницы»
— Ленка! На кого он похож? А? Что? Широкоплечая мужеподобная тетка в крахмальной шапочке, надвинутой на седой ежик волос, устало и досадливо взглянула на утомившего ее непонятливого посетителя. — Голубчик мой, я вам искренне сочувствую, но что вы от меня хотите? Беременность — это всегда в некотором смысле лотерея. Бывают случаи, перед которыми медицина бессильна. Евгений, мявшийся у порога, закашлялся, судорожно прижав к губам платок. На светлой ткани остался красноватый след. Врач подозрительно покосилась на него, словно вынюхивая, не притащил ли этот надоедливый посетитель в ее стерильное царство открытую форму туберкулеза, и Евгений, смутившись, буркнул: — Извините, я не заразен. Это… последствия травмы. Он и сам не знал, почему никак не решится взяться за металлическую, отполированную множеством ладоней ручку двери. Как будто, пока он здесь, остается еще слабая призрачная надежда на что-то. — Ну хорошо, я понимаю, этого ребенка она потеряла… — сбивчиво начал он. — Но почему же… Почему больше не будет? Врачиха-гренадер в раздражении резко сдвинула к краю стола кипу бумаг. — Родной мой, вы понимаете, что такое маточное кровотечение? Вы представляете себе объем кровопотери? Счет идет на минуты, и единственный способ спасти женщине жизнь — это удаление матки. Она встала из-за стола и направилась к Евгению, буквально выдавливая, выдвигая его своим мощным торсом из кабинета, участливо приговаривая: — Я разделяю ваши чувства, но поверьте, мы сделали все возможное. Супругу вашу выпишут через неделю. Что взять на выписку, вам в приемном покое объяснят. Всего доброго. — Постойте, а кто… кто это был? — зачем-то выкрикнул он в уже захлопывающуюся дверь. — В смысле, плод… Мальчик или девочка? — А это-то вам зачем? — с сожалением вскинула бесцветные брови врач. — Ну, девочка… Евгений и сам не заметил, как оказался уже в квадратном внутреннем дворике. На круглой аккуратной клумбе чахли выжженные небывалой майской жарой бледные тюльпаны. Из подъехавшей «Скорой» санитары помогали выбраться стонущей женщине. Голосистый папаша все еще верещал: — А нос чей? А? Мой? Евгений поднял голову, пробежал глазами ряд одинаковых, до половины закрашенных белым, подслеповатых окон. За одним из них находилась сейчас его измученная, истерзанная бесполезными гинекологическими манипуляциями жена. * * * Спустя полгода, промозглым зимним вечером Евгений возвращался домой, в тесную двушку на окраине, доставшуюся им с Натальей путем многоступенчатых семейных разменов. В темно-синем насморочном небе надрывались вороны, над головой сплетались голые ломкие ветки деревьев. Серая кирпичная пятиэтажка с одинаковыми узкими балконами, забранными витой решеткой, с протянутыми под окнами бельевыми веревками так не похожа была на торжественно-мраморный «сталинский» дом, где он жил до недавнего времени. Евгений вошел в пропахший кошками темный подъезд (лампочку на первом этаже регулярно выкручивали) и поднялся на пятый этаж. Ткнул ключом в замочную скважину, но дверь легко поддалась под рукой, провалилась в черноту безмолвной квартиры. — Тата! — тревожно позвал он. — Наташа! Где ты? Прислушавшись, различил какое-то бульканье из кухни, не снимая пальто, бросился на звук, щелкнул выключателем, охнул испуганно. Тата, растрепанная, в выцветшем домашнем халате, скорчившись, полулежала на полу, примостив голову на холщовый мешок с картошкой. Присев на корточки, Евгений развернул ее к себе, вгляделся в оплывшее, испитое лицо, вдохнул тяжелый запах спиртного. Супруга с трудом разлепила отекшие веки, попыталась сфокусировать взгляд на лице мужа и бормотнула что-то неразборчивое. — Господи, опять? — тяжело мотнул головой Евгений. — Ты же обещала… Сбросив на пол пальто, он ухватил жену под мышки и поволок в ванную, успев зацепить по дороге эмалированный чайник. Сгрузил Тату на пол, перевалив головой через бортик ванны, плеснул из чайника в жестяную кружку, сунул жене: — Пей! Она попыталась оттолкнуть его руку, он же настойчиво, с силой удержал ее голову, повторив: — Пей! Наталья сделала несколько крупных булькающих глотков, и в то же мгновение тело ее скорчило судорогой, она сильнее перевалилась через бортик ванны в приступе тошноты. — А-а, вот молодец, давай еще, — командовал Евгений. * * * Через полчаса он помог мокрой, подвывающей, но уже способной соображать супруге добраться до кровати. Наталья повалилась на нее, съежилась — бесформенный комок влажных тряпок, полотенец и простыней, прохрипела: — Я не хотела… Не знаю, как это вышло. Прости! Евгений сел на край кровати, ободряюще похлопал ее по плечу. — Что еще случилось? — Уволили… из театра… — невнятно пробормотала Наталья. Евгений лишь молча кивнул. Он давно этого ждал, руководство Большого и так целых полгода сквозь пальцы смотрело на ежемесячно повторяющиеся запои одной из хористок. Ясно было, что вечно принимать в расчет ее сложные жизненные обстоятельства они не станут. Тем более что именно Наталью в театре считали виновницей главного театрального скандала прошлого сезона, закончившегося потерей самой многообещающей солистки оперной труппы. — Ну и хрен с ними! Не расстраивайся! — постарался успокоить жену Евгений. — Поступишь в другой театр. — В другой? После Большого? — вскинулась та и принялась причитать заученной скороговоркой, не поднимая головы: — Господи, за что мне все это? За что? Вся жизнь разваливается, все рушится. Зачем только я живу на белом свете… — Наташ, ну нельзя так изводить себя и меня, — раздраженно бросил Евгений. — Ты совсем расклеилась. Соберись! — Я тебе только мешаю, — продолжала завывать Тата. — Ты только и думаешь, как бы от меня избавиться. Конечно, бесплодная, безработная алкоголичка… — Нет, это невыносимо! Он вскочил, схватил с тумбочки сигареты, закурил, чертыхаясь. И Наталья тут же вскинула голову: — Не кури в квартире! У меня связки! — Ты сама бы больше думала о своих связках. Или, полагаешь, рябиновая настойка им на пользу? Наталья плашмя повалилась на кровать, он же выскочил из комнаты, хлопнув дверью. В гостиной Евгений отшвырнул ногой попавшийся на дороге мольберт с недописанным городским пейзажем, и тот, жалобно скрипнув, отлетел в угол, измялся прикрепленный к нему холст. К черту! Все равно выходило плоско и бездарно. Да и не прикасался к нему он уже почти месяц! Меряя шагами гостиную, Евгений отчитывал себя: «Так нельзя. Ей на самом деле тяжело. Я должен поддерживать ее, вот только… только…» |