Онлайн книга «Замок на Воробьевых горах»
|
— Тогда действуй. Только без насилия. — Само собой. Стас уже отнимал трубку от уха, как вдруг услышал: — Подожди… Малевич снова прижал трубку к уху. — Да, Максим Сергеевич? — Ты случайно не в курсе, что Настя Горбунова делала в фонтане ночью? — Максим Сергеевич, я уже все сказал следователю. — А теперь скажи мне. — Ладно. Я понятия не имею, что эта дура делала в фонтане. — Ясно. Надеюсь, наш разговор останется между нами? — Само собой. Завадский вздохнул. — Ну, хорошо. Держи меня в курсе. И я тоже буду держать тебя в курсе. — По поводу чего? — не понял Стас. — По поводу расследования, которое ведет майор Самарин. Вдруг он раскопает что-нибудь новое. Стас нахмурился. — А мне-то это зачем? — Не знаю. Вдруг понадобится… Ну, бывай. И Завадский отключил связь. Увидев, что Стас опустил телефон, Жиров подошел к нему и с любопытством спросил: — Ну? Чего там? Стас прищурил карие глаза и сухо поинтересовался: — Ты что-нибудь рассказывал Завадскому про минувшую ночь? — Ты что, охренел? — вылупился на него Жиров. — Конечно, нет! — А кому-нибудь другому рассказывал? — Нет, конечно! А что? — Да Завадский чего-то мутит. То ли на что-то намекает, то ли мне показалось. — Так это он звонил? — Ну. — Завадский мужик темный… — задумчиво произнес Жиров. — Что будем делать-то? Стас усмехнулся. — Ничего. Главное — держи рот на замке. Кстати, сегодня вечером ты мне нужен. — У нас что-то намечается? — У меня — да. Жиров ощерил рот в улыбке и восторженно проговорил: — Йес! — Рот закрой, — поморщился Стас. — На сей раз тебе ничего не перепадет. — Как это? — не понял Жиров. — А вот так. — Стас Малевич нахмурился, и веки его дрогнули, словно он внезапно что-то вспомнил. — Есть и еще кое-что. И ты снова мне понадобишься. — О чем ты? — Позже узнаешь. Главное — будь рядом. Жиров глянул на приятеля исподлобья. — Ты что, не доверяешь мне? — Доверяю. Кому мне еще доверять, как не тебе? Ты ведь мой друг, верно? — Верно. Но… Стас выставил вперед кулак и улыбнулся: — Чин-чин? — Чин-чин, — вяло отозвался Жиров и слегка стукнул кулаком по кулаку Малевича. Тот кивнул: — Вот и хорошо. Придет время, и я все тебе объясню. 4 Учебный день подходил к концу. Второе занятие по спецкурсу Варламовой прошло без эксцессов. Студенты сидели притихшие, никто не пытался острить, никто не хотел дискутировать. Уже к завершению лекции Мария подумала: не заговорить ли с ними о Насте Горбуновой? Но — не решилась. Просто не знала, как. После лекции Мария пообедала, потом сходила в библиотеку первого гуманитарного корпуса и немного почитала. Затем вернулась к себе в комнату, проглотила несколько обезболивающих таблеток и прилегла немного отдохнуть. И сама не заметила, как уснула. Сон приснился душный и тревожный. Мария видела больного сына, лежащего на кровати. Почему-то у него было лицо Антипа. Сын не хотел с ней говорить, и Мария чувствовала себя ужасно виноватой. Потом пришел врач и выгнал ее из палаты. Когда за Марией закрылась дверь, она взглянула на номер больничной палаты и с ужасом увидела три цифры — 935. С этими цифрами было связано что-то плохое, но во сне Мария никак не могла вспомнить, что именно. Потом она услышала тихий скрип, словно кто-то катил перед собой тележку (или инвалидное кресло?), а вслед за тем сын тихо и испуганно позвал ее из палаты. Мария открыла дверь и ворвалась внутрь. Глеб сидел на кровати и с ужасом смотрел куда-то в угол. В углу Мария не увидела ничего, кроме черной тени. Она бросилась к сыну и обняла его. Скрип инвалидного кресла становился громче. Зловещая тень в углу комнаты разрасталась. — Укрепи мои силы, Господи! — прошептала Мария и прижала голову Глеба к своей шее… Когда Мария проснулась, за окном уже темнело. После сна в душе остался неприятный осадок. Варламова вынула сигарету из лежащей на столе пачки и с трудом закурила — пальцы ее тряслись. Глядя в окно, она затянулась, совершенно не чувствуя вкуса дыма. Внезапно Марию охватило чувство, будто в мыслях у нее все перепуталось, а внутри головы закачался тяжелый маятник. Мария стиснула виски ладонями и с силой сжимала их несколько секунд. Убрав наконец руки, Мария посмотрела на письменный стол, где лежал конверт, из которого торчали глянцевые уголки снимков. С конверта перевела взгляд на циферблат часов. Затем затушила окурок в пепельнице и тяжело поднялась с дивана. Через полчаса начиналась репетиция, а ей еще нужно было привести себя в порядок. * * * — Быть или не быть, вот в чем вопрос. Скончаться? Смертельным сном забыться?… Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся? А говоря прозой: какой идиот согласился бы жить в этом дерьмовом мире, если бы не неизвестность после смерти? — Стоп-стоп-стоп! — Мария нахмурилась. — Виктор, ты произносишь монолог так, словно тебе смешно каждое произносимое тобой слово. Бронников хмыкнул. — А если мне правда смешно? Мария прищурилась. — Что именно тебя так рассмешило? — Да все. Ваш Гамлет спрашивает: «Какие сны в том смертном сне приснятся?» Да ясно же какие. Не будет никаких снов. Сны — производное сознания. Сознание — производное головного мозга. Если мозг мертв, следовательно, сознания нет. Сознания нет, следовательно, нет и снов. Трупы не видят снов. Неужели непонятно? Мария усмехнулась: — Садись — «пять». Бронников неприязненно взглянул на преподавательницу. — А чего вы усмехаетесь? — спросил обиженно. — Вы можете доказать, что мертвецам снятся сны? Мария покачала головой: — Нет. А ты можешь доказать обратное? — Аксиомы не нуждаются в доказательстве, — небрежно обронил Бронников. — Папа Климент Восьмой тоже так считал. Потом пришел Джордано Бруно и сказал, что планет, подобных Земле, множество, а Вселенная бесконечна. Ученого сожгли, но Вселенная не стала от этого меньше. Я понимаю, что Гамлет тебе чужд и непонятен. Вот ты и считаешь его идиотом, презираешь. Но… Кстати, неплохое сценическое решение. Ведь Гамлет тоже не понимал себя. И тоже сомневался в своем рассудке. Попробуем сыграть на этом. Только вкладывай в слова побольше чувства, не будь вяленой рыбой. А для разгона давай повторим сцену с Офелией. — Мария повернулась к Вике Филоновой: — Вика, ты готова? |