Книга Две трети призрака, страница 4 – Эллен Макклой

— И издателю тоже, — пробормотала Филиппа. — Все-таки мне кажется, что он выдохся… «Страстный пилигрим» — ужасно скучная книга.

— Скажите пожалуйста, какой знаток! — не сдержался Тони. — Мы продали сорок тысяч экземпляров еще до выхода книги. В июле она была отмечена клубом «Книга недели». Голливуд набавляет цену…

— Да, да, коммерческий успех. По инерции. Но с художественной…

— А вот Морис Лептон думает иначе. — И Тони развернул воскресную газету. — Смотри!

На первой странице Филиппе бросился в глаза заголовок: «Событие в американской литературе». С фотографии смотрел куда-то вдаль худощавый человек с короткой бородкой и неопределенными чертами лица. Филиппа отметила и расстегнутый воротник рубашки, и твидовый пиджак, и старую трубку.

— А где собака? — спросила Филиппа. — Писателей в твидовых пиджаках и с трубками всегда снимают с собаками.

— Собака была, — подтвердил Тони. — Но в «Таймс» решили отрезать ноги, чтобы обратить внимание на лицо.

— У Амоса нет собаки.

— Ну и что. Ред Николс, наш новый агент, кстати очень способный, взял ее напрокат.

— Твой мистер Николс неоригинален. К тому же Амос не курит и не пьет. Надо было дать ему в руки упаковку антабуса, а у ног положить Веру.

— Не смешно.

Оставив его слова без внимания, Филиппа начала читать вслух:

— «Страстный пилигрим». Амос Коттл. 450 страниц. Нью-Йорк. «Саттон, Кейн и компания». 3 доллара 75 центов. Рецензент Морис Лептон.

Ее взгляд упал на абзац, отмеченный красным карандашом.

Амос Коттл исследует наше общество, воспитанное на телепрограммах. У него зоркий глаз этнографа, изучающего нравы африканских пигмеев… Амос Коттл талантливо развивает традиции классического гуманизма, это писатель независимый, остроумный, может быть немного скептичный, но и способный на сострадание. Он, как магнитофон, улавливает ритмы современной речи, но в отличие от машины ищет всезначное и пользуется им как символом. В его романах — сама жизнь с ее убожеством и великолепием. Коттл не щадит читателя, живописуя грязь, пот, кровь, уродство, страсть, жестокость, однако, облаченные, как в бархат, в метафоры, они становятся подлинным искусством. Кто еще мог бы написать сегодня такую совершенную фразу: «Я резко заломил ему руку за спину, и слух мне царапнул сухой хруст тибии».

— Хорошая цитата, пригодится для рекламы следующей книги, — вставил Тони. — Старина Леппи! Что бы мы без него делали?

— Лептону, кажется, и правда нравится этот роман, — заметила Филиппа и перешла к справке об авторе.

Мистер Лептон — автор широко известного труда под названием «Зеленые всходы», который представляет собой обстоятельное исследование американской литературы 1900-1950-х годов. Постоянный автор многих критических журналов.

Потом опять вернулась к статье:

Ошибка исключена: Амос умеет писать. Он молод, и, возможно, у него еще будут неудачи, но он, несомненно, обладает качеством, выделяющим прирожденного писателя из среды поденщиков, которые толпятся сегодня на литературной сцене и, как сорняки, мешают расцвету настоящего таланта.

— Конечно, нравится, — подтвердил Тони. — Нет, Амос пишет совсем не дурно. Даже я иногда читаю его с удовольствием, и тебе он был вроде по душе. Не стоит спорить, Амос умеет писать.

— Лептон и впрямь мнит себя садовником, когда расчищает место для Амоса, — задумчиво произнесла Филиппа. — Кстати, Амос — единственный писатель, которого он так превозносит?

— У каждого критика есть свой любимец, — ответил Тони. — К счастью для нас, Леппи выбрал Амоса, и для публики они сейчас неразделимы. Так что Леппи тоже невыгодно, чтобы Амос провалился.

Филиппа посмотрела на часы.

— Пора идти, иначе мы не успеем на шестнадцать тридцать девять.

Как только они сели в поезд, мысли Филиппы обратились к предстоящему ужину.

— Тони, кого мы пригласим еще? У нас мало времени.

— Веси, конечно. Мне кажется, Вера без ума от Мэг и Гаса. Гас — литературный агент Амоса, и, даже если у них запланированы на воскресенье какие-то дела, они придут.

— Так. И всё? Ты же знаешь, у наших друзей выходные расписаны на много недель вперед.

Тони нахмурился.

— Амос сейчас неплохая приманка, и вряд ли кто-то упустит возможность с ним встретиться. А если пригласить ту вдову, ну, которая всю жизнь мечтала писать романы? Кстати, она и живет недалеко от нас.

— Одну?

— Можно с сыном. Вероятно, он дома на рождество. Он, насколько я помню, должен учиться в колледже. Ну, еще парочку романистов…

— Ни за что! — в непритворном ужасе воскликнула Филиппа. — Амос их всех ненавидит, а они ему завидуют. Неужели у тебя нет каких-нибудь других писателей в Коннектикуте?

— Есть, конечно. Но Амос не в их вкусе. Они все снобы.

— И все-таки пригласи. Не откажут же они своему издателю. Может быть, Виллинга? Он ведь тоже твой автор.

— «Психопатология политики», — задумчиво произнес Тони. — Эта книга вышла у нас в сороковых годах, еще при Дане Саттоне. Не бестселлер, конечно, но кое-что она нам дает. В некоторых медицинских школах она входит в дополнительный список…

— Вот и хорошо… Значит, я посылаю им приглашения. Итак: Амос, Вера, Веси, та женщина с сыном и Виллинги.

Тони вытащил из папки рукопись и углубился в чтение, а Филиппа продолжала размышлять вслух:

— Сделаем скромный холодный ужин. Салат, ветчина, индейка, фрукты, вино. Вначале хорошо бы виски с содовой. Только не сладкие коктейли, они давно уже надоели. К тому же и чай со льдом для Амоса будет не так заметен… Жалко, не успеют починить диванную подушку. Тоже мне… сочинитель… прожег дыру. Трудно было взять пепельницу…

— Тони?

Услыхав свое имя, Тони резко поднял голову, а Филиппа прервала монолог.

Они увидели перед собой невысокого стройного мужчину с болезненно бледным лицом, горящими черными глазами, обезьяньим ртом и великолепной формы головой. Филиппу поразил красивый музыкальный голос незнакомца. Мужчина смотрел на них с улыбкой человека, знающего себе цену. Всем своим видом он как бы говорил: перед вами человек необыкновенный.

— Леппи! — воскликнул Тони. — Вы откуда?

— Да вот, вошел на Сто двадцать пятой. Только что отчитал лекции в Колумбийском университете. Я искал вагон для курящих и…

— Присаживайтесь, — опомнился Тони. — Вы знакомы с моей женой? Филиппа.

— Не помню, чтобы я имел удовольствие, — сказал Лептон и поклонился с изяществом, неожиданным для урода и явно прибавив ему привлекательности в глазах Филиппы, после чего сел в кресло.

— Вы были на нашей свадьбе, — с любезной улыбкой произнесла Филиппа. — Вы живете в Коннектикуте?