
Онлайн книга «В стране райской птицы. Амок»
Все навели бинокли в ту сторону, куда показывал боцман, но ровно ничего не могли разглядеть. — Это тебе померещилось, — сказал Старку Кандараки. Но тот клялся, что отчетливо видел, как на пригорок поднялся всадник и скрылся за деревьями. Как ни всматривались, как ни прощупывали биноклями всю местность в той стороне, где Старк заметил всадника, — никто больше ничего не увидел. Так и решили, что боцмана подвели глаза. А он даже вскипел: — Да что я — ослеп или пьян? Глаза еще мне никогда не отказывали. Правда, у старого морского волка глаза были не хуже иного бинокля, но ведь не может же быть невозможного. Как сюда попадет европеец на лошади? А если это был папуас, то откуда ему взять лошадь? Еще через несколько дней справа открылась другая река, нисколько не меньшая, чем та, по которой плыли наши путешественники. Это был Стрикленд — приток реки Фляй. Значит, оставалось плыть половину пути. Тут миссионер сказал, что он хочет сойти на берег. — Вы ведь говорили, что вам надо до верховий, — сказал Старк. — Я там и буду. По прямой это не очень далеко, — ответил миссионер. — А пока я поищу свою мать. Здесь как раз живет племя, которое тогда напало на нас. — Может быть, на всякий случай возьмете револьвер? — предложил Скотт. — Нет, не нужно, — ответил Саку, — хищных зверей здесь нет, а для людей у меня есть вот это оружие, — и он показал библию. — Ну, желаю вам всего наилучшего! — сказал Скотт и впервые в жизни протянул руку черному. Миссионер взял свой мешок, библию, распрощался со всеми и скрылся в лесу. — Удивительный человек, — заметил Кандараки. — Вот тебе и папуас! — добавил Брук. За Стриклендом река Фляй стала заметно меньше: она потеряла добрую половину воды, которую давал приток. Если до Стрикленда иногда еще добирались пароходы, то подняться выше они уже не могли. Здесь только раз — другой побывали исследователи. У наших путешественников было то преимущество, что они плыли на катере, который мог идти и при небольшой глубине. Берега сдвинулись, стали выше и круче. Течение усилилось, так что катер двигался еще медленнее, чем прежде. Иной раз его даже начинало сносить, назад. Стали попадаться подводные камни, и плыть ночью уже было нельзя. И вот однажды на катере снова раздался крик: — Смотрите, всадник слева! На этот раз уже все увидели далеко на горизонте верхового. Лошадь шла шагом и держала направление на запад. Брук посмотрел в бинокль и удивленно воскликнул: — Да их же двое на одной лошади! — Что за черт? — сказал Скотт и взялся за бинокль, но ничего уже не увидел: лошадь скрылась за холмом. Путешественники не знали, что и думать. Мало того, что пришлось поверить в реальность «человека на коне», так тут еще почему-то двое на одной лошади. Что это за люди? Откуда? Как они попали сюда? И зачем? Однако долго рассуждать по этому поводу не приходилось: возникла новая, более важная забота. Чтобы не терять времени, они редко останавливались и жили главным образом за счет тех припасов, что набрали с собой. А их было не так уж и много: добрую половину места на катере занимало оружие. Мистер Скотт правильно рассуждал, что, имея оружие в достатке, все остальное нетрудно будет добыть. Так бы оно и было, да беда в том, что дичи попадалось мало. Сначала еще можно было время от времени подстрелить утку, но потом, когда местность пошла более высокая, их не стало. До Стрикленда было много рыбы, а теперь она почти исчезла, и чтобы поймать несколько рыбешек, не стоило тратить времени. На суше водились казуары, но ведь их иначе как на лошади не догонишь, а чтобы подстеречь и застрелить хитрую птицу, тоже нужно было много времени. Что касается плодовых деревьев, так их тут в диком состоянии так же мало, как и в наших лесах. Без человека и его труда самая «райская» местность ничего не стоит. Только на картинках она выглядит по-райски, а путешественники там страдают от голода ничуть не меньше, чем где бы то ни было. Правда, на катере было еще кое-что из продуктов, но ведь путешествие только начиналось, и надо было подумать о будущем. Однажды справа, километрах в шести от берега, показалась деревня. Решено было пойти туда, чтобы выменять что-нибудь из продуктов. Деревня стояла на берегу небольшого озера, которое соединялось с рекой маленьким протоком. Поднялись немного по протоку, а дальше двинулись пешком. Однако как только жители заметили чужих, они сразу же разбежались кто куда. Европейцы кричали, делали разные знаки, показывая, что идут с добрыми намерениями, но от этого папуасы пугались еще больше. Пришли в опустевшую деревню, заглянули в несколько хижин. Нигде ни души. Разбросаны разные вещи: одежда, искусно сплетенная из травы, кинжалы, стрелы из костей казуара. — Вот, полюбуйтесь на эту игрушку! — сказал Кандараки, показывая на человеческую голову. «Игрушка» и в самом деле заслуживала внимания. Это была кожа, аккуратно снятая с черепа и набитая травой. Рот и глаза широко раскрыты да еще подкрашены красной краской. Тут же были и голые черепа, тоже раскрашенные. — Смотрите, сколько рубцов на них, — заметил Скотт, — видно, что добыты в бою. — А их обладатели — съедены, — добавил Брук. — Может быть, — согласился Скотт. — Но почему нигде не видно ничего съестного? Чем они питаются? — Едят друг друга, — подсказал Брук. — Подальше от жилищ, в лесу, у них есть огороды, — объяснил Кандараки, — а кроме того, разводят свиней и собак на мясо. — Ну, что собак жрать, что друг дружку, — один черт! — ворчал Брук. На улице увидели поросят. Открыли стрельбу и двоих убили. Эхо разнеслось по окрестным лесам, и спрятавшиеся там дикари радовались, что успели убежать. Они были уверены, что эти страшные белые чужаки пришли только затем, чтобы уничтожить их со всем имуществом. Разве этот «гром», что они принесли с собой, не ясно говорит об их намерениях? Возвращаясь к берегу, наши путешественники вышли на небольшую полянку и остановились как зачарованные. Даже Брук не выдержал и проговорил: — Что за прелестный уголок! Со всех сторон свешивались удивительные цветы так называемой «муккуны». Это растение приспособилось жить на других деревьях, а «за квартиру» платит тем, что украшает самые разные деревья своими красно-желтыми цветами, переливающимися на солнце, как пламя. И тоже яркие, как пламя, перелетали с цветка на цветок знаменитые райские птицы. Какие-то ярко-синие пичужки спасались бегством от бабочек, которые были в несколько раз больше их. А на всех покрикивали, словно отдавая команду, многочисленные какаду. |