Онлайн книга «Департамент "Х". Нано-убийцы»
|
– Будем надеяться. Одним подлецом меньше станет, – спокойно, словно он каждый день отправлял ментов на съедение к людоедам, ответил Лукошкин. – Я бы ему даже горчицы дал, но с собой не захватил, а здесь уже все магазины закрыты. – Еще такие голодные в камерах водятся? – спросил полковник курящего мента. – Специально для тебя и для Вовочки. Водятся, я спрашиваю? Только что познакомившийся с коленом полковника нос испуганно пошевелился, отвернулся, опасаясь следующего удара, а голова отрицательно замоталась. Но Владимир Алексеевич расспрашивать дальше не стал и уже повернулся в другую сторону. Его звал сын, стоя около одной из дверей в камеру с фонарем в руке. – Нашел? – торопливо подойдя, почти подбежав, спросил полковник. – Нашел. Лежит, не встает. Кажется, она. – Еще женщины есть? – поворачивая ключ, спросил Кирпичников-старший, не забыв, что его миссия не ограничивается только поиском жены. – В соседней камере, – подтвердил Геннадий. Дверь открылась, и они вошли. Это точно была Надежда Павловна. Она лежала на спине, не спала; смотрела в потолок отрешенным от всего взглядом и вошедших, кажется, не заметила. Фонари светили ей не в лицо, а в стену, но свет отражался яркий и освещал всю небольшую камеру. Не заметить их она просто не могла. – Надя, – позвал Владимир Алексеевич. Она не отреагировала. – Мама, – позвал Геннадий. И опять никакой реакции. Отец с сыном подняли Надежду Павловну с кровати и поставили на ноги. Она послушно подчинялась, но была полностью отрешена от всего происходящего, не понимая, что с ней происходит; но не сопротивлялась и была готова выполнить все, что от нее потребуют. Они вывели ее в коридор. – К выходу, – скомандовал полковник сыну. А сам стал открывать дверь соседней камеры. Посветил фонарем. Матушка поднялась с кровати и встала. Вела себя она совсем не так, как Надежда Павловна, и явно находилась в полном рассудке. – Здравствуйте, матушка. Помните меня? – Владимир Алексеевич навел фонарь на свое лицо, словно представился. – Да, помню. Вы брат убиенного Виктора Алексеевича. Что вы хотите? – Я пришел за своей женой. Она была в соседней с вами камере. – Надежда? Это ваша жена? Голос немолодой матушки звучал ровно и монотонно, без эмоций. – Да. Но она сейчас невменяема. Сын повел ее к выходу. – Что от меня нужно? – Я пришел, чтобы и вас освободить. – Спасибо. Наверное, я уйду с вами. Вас господь, я думаю, послал. Без его помощи вы не смогли бы сюда попасть. Нельзя пренебрегать божьей волей. Я готова. Только... – Что? – спросил Владимир Алексеевич. – Следующая камера за камерой вашей жены. Там мужчину держат. Он виноват только в том, что открыто высказывал свое мнение. Как мой сын. Только мой разговаривал с людьми лично, а этот в газеты и журналы писал и книги выпускал. Его сюда запрятали. Владимир Алексеевич вдруг вспомнил, что даже не знает, как зовут мать отца Викентия. – Простите, матушка, я вашего имени не знаю... – Александрой меня зовут. Ровность ее голоса тоже казалась неестественной. Раньше, помнилось Кирпичникову, она не так разговаривала. И улыбалась раньше... Но все же той схожести с роботом, что присутствовала в Надежде Павловне, у матушки Александры не было. – Вы уверены, что его нужно вызволять? – Да, – это было сказано твердо и без сомнений. – Он не преступник? – Нет. Он честный и верующий человек, патриот России. Сейчас патриотов, которые спецслужбам кажутся опасными, или в тюрьму, или сюда прячут. Особенно тех, кто что-то знает. А он много знает. Он бывший военный, в космических войсках служил. – Хорошо. Пойдемте... До нужной двери добираться было недалеко. Матушка Александра первой шагнула за порог и позвала в темноту: – Юрий Павлович... Владимир Алексеевич с небольшим опозданием посветил фонарем. С кровати встал немолодой человек, седой, с длинной бородой, изможденный, но резкий, порывистый в движениях. Шагнул навстречу. – Здесь я. Что там за шум был? Новый год встречают? – Нас освободить пришли. Человек поднял глаза на полковника, но тот в лицо себе не светил, и потому увидеть освободителя было невозможно. – Неужто власть сменилась? – Еще не сменилась, Юрий Павлович, – сказал Кирпичников. – И потому попрошу поторопиться. – Да, я иду... – Что-то сообразив, бородатый засуетился; шагнул в одну сторону, в другую, словно искал, что с собой взять, и только потом – к двери. Владимир Алексеевич выпустил матушку Александру с Юрием Павловичем, сам вышел за ними в коридор, и в это время почувствовал вибрацию в кармане. Кто-то звонил на телефон спутниковой связи. Номер был известен только одному человеку, но он не должен знать, что полковник Кирпичников взял с собой трубку. Вытащив ее, полковник глянул на определитель. Так и есть – звонил генерал-лейтенант Апраксин. – Полковник Кирпичников. Слушаю, товарищ генерал... – С Новым годом! Здоровья и всего самого наилучшего тебе, Владимир Алексеевич. Главное, удачи в настоящий момент. Ты где? – спросил Виктор Евгеньевич. – Я сейчас, товарищ генерал, далеко от Москвы. – Я знаю. Поторопись к выходу. Кто-то из охранников успел нажать тревожную кнопку. Мне сообщили, что наряд милиции только что выехал в больницу. Расспрашивать подробности и выяснять степень информированности генерала времени совсем не было. Обстановка накалялась, и следовало действовать быстро. – Понял, товарищ генерал. Мы торопимся... Генерал сам отключился от разговора, понимая, что в такой момент не до беседы. Владимир Алексеевич дошел до выхода быстрее, чем матушка Александра с Юрием Павловичем. Все трое освобожденных были в больничных халатах и без зимней одежды. Но искать ее было некогда. – Уходим. Этот козел, – полковник кивнул на мента, закрытого в камеру к людоеду, – успел нажать «тревожную кнопку». Надеюсь, его съедят до приезда наряда. Тот уже выехал. Быстро в автобус... Про автобус было сказано намеренно, чтобы ввести в заблуждение возможное преследование. Охранники и санитары наверняка всё слышали и сообщат наряду, когда тот прибудет. Бойцы же поняли полковника без слов. Первым вышел подполковник Вельчанинов; осмотрелся и, никого не обнаружив, распахнул дверь шире. – Вперед! Шли быстро. Освобожденных поддерживали под руки, но идти самостоятельно не могла разве что одна Надежда Павловна. |