Онлайн книга «Гастролеры и фабрикант»
|
– Он… – сказал трактирщик нетвердо. И добавил: – Кажись. – Твою мать! – в сердцах выругался Николай Людвигович. – Вы что, не можете сказать наверняка? – Не могу! – нервически ответил Поздняков. – Сумлеваюсь я, господин полицейский. – Но он хоть похож на того парня-«елдыринца»? – теряя всякую надежду получить желаемый ответ, спросил помощник полицеймейстера. – Похож, – ответил трактирщик, провожая «Молодого» взглядом. – Даже очень… Конечно, это было не то, что требовалось, но кое-что. Так Розенштейн и заставил написать Позднякова в своих показаниях, когда привез его в полицейское управление: «очень похож». И отпустил затем его за ненадобностью на все четыре стороны. Одна улика против Долгорукова была. «Молодой» – человек Долгорукова, и этого «Молодого» опознал трактирщик. Ну или почти опознал. Да и улика была опять косвенной, но все же была! Новая. К прежним остальным. Тоже, черт подери, косвенным… * * * Когда Розенштейн пришел к Острожскому с докладом, тот принимал рапорт от пристава Мазина. Кивком предложив сесть, исполняющий должность полицеймейстера снова обернулся к приставу: – Продолжайте. – Так вот, – Мазин мельком глянул на Розенштейна, – я снял показания с жены Кочемасова. Она заявила, что не знает, кто убил ее мужа и кто нанес ему удар по голове. Мне показалось, что она что-то скрывает и не хочет говорить. Сама она в день, вернее, в ночь убийства мужа находилась дома, что подтверждает их служанка и дворник. – Соседей опросили? – спросил Яков Викентьевич. – Да, – ответил пристав. – Кочемасовы снимают квартиру на втором этаже, и соседи у них одни. Это супруги Филимоновы, из обедневших дворян. По показаниям Игоря Игнатьевича Филимонова, Кочемасовы – очень хорошая и дружная семья. А вот его супруга иного мнения. – Да? – посмотрел на пристава Острожский. – И какого же? – Она показала, что последнее время Кочемасовы постоянно ругались между собой. Даже скандалили, – ответил Мазин. – И скандалы эти начинала Мария Кочемасова. – А по какому поводу были скандалы? – поинтересовался исполняющий обязанности полицеймейстера. – Когда я задал такой вопрос Марии Кочемасовой, она ответила, что по разным поводам. А по каким именно – припомнить не может. – Ну, это неправда, – заключил Яков Викентьевич. – Правда, женщины, конечно, скандалят со своими мужьями довольно часто, но чтобы без повода – такого не бывает. – Согласен с вами, – подтвердил мысль начальника пристав Мазин. – Бабы, они народ такой. По любому поводу, стало быть, и начинают. А чтоб без повода – не-е… – Значит, обе женщины чего-то не договаривают, – в задумчивости протянул Острожский. – Чего? Вам надо это обязательно узнать… Может, наш потомственный почетный гражданин погуливал? Оттого и были у него скандалы с супругой? Опросите насчет этого дворника, старух в доме. Дворники и старухи обычно знают об амурных делах все. – Слушаюсь, – ответил пристав. – Свободны, – отпустил Мазина Яков Викентьевич и обратил взор на своего помощника: – Что у вас, Николай Людвигович? – Трактирщик опознал в одном из приспешников Долгорукова одного из «крестьян», что провели его восемь лет назад в афере с золотыми полуимпериалами. Ну, или… почти опознал… – замялся Николай Людвигович. – Что значит «почти опознал»? – вскинул брови Острожский. – Такого понятия не существует в дознавательском процессе. – Знаю, – ответил на это Розенштейн. – Просто он не совсем уверен, что это был он. Все-таки восемь лет прошло, и этот «крестьянин» сильно изменился… – Ну, и кто это? – Это некто мещанин Конюхов, двадцати пяти полных лет, проживающий в доходном доме Блюхера на Рыбнорядской площади. – Что у нас есть на него? – Да имеется кое-что, – ответил Розенштейн. – Вот, выписал из старого дела… Николай Людвигович достал памятную книжку и стал читать: – Конюхов Леонид Иванович, из мещан Суконной слободы. Воровской псевдоним – Ленчик. Полный сирота. Образование – три класса начальной школы. Начинал воровскую карьеру как профессиональный карточный игрок. Играл в притонах и на пароходах. Уже в возрасте пятнадцати лет шельмовал так, как сообщал источник Зубр, что с ним мало кто садился играть. Затем решил поменять масть и занялся шантажом. Стал посылать письма с угрозами нечистым на руку людям, что если они не принесут указанную им сумму в означенное место, то им грозит смерть. И люди несли… – И что, никто не обращался в полицию? – спросил Острожский. – Нет, – ответил помощник полицеймейстера. – Одни боялись, а другим, у которых было сильно «рыльце в пушку», это было невыгодно. А ну как ими вдруг заинтересуется полиция? – Ясно, продолжайте. – А потом Конюхов зарвался… – То есть? – Стал требовать денег у тех, кто уже ему платил. И даже у вполне честных граждан. – Вот тут-то и последовали обращения в полицию, – догадался Яков Викентьевич. – Верно, – кивнул Розенштейн. – Третий участок был буквально завален заявлениями граждан… – Его взяли? – спросил исполняющий должность казанского полицеймейстера. – Взяли, – ответил Николай Людвигович. – Пристав третьей полицейской части велел двум городовым переодеться в штатское и отправил их следить за местом, к которому Конюхов велел принести деньги. В данный момент это была ваза в Державинском саду. Клиент деньги в вазу положил. А через некоторое время к ней подошел парень и запустил в нее руку. Тут его и скрутили. С поличным. Сопротивления Конюхов не оказал и вообще вел себя смирно. На дознаниях во всем признался и все время ссылался на бабку, которая у него сильно хворает. Дескать, пропадет без него старая, ведь он ее единственный кормилец. – Судебное разбирательство последовало? – спросил Острожский. – Было, – ответил Розенштейн. – Увы, суд учел, что у Конюхова, кроме старой бабки, действительно никого нет. И ежели, мол, его от общества удалить, бабка его останется без присмотра, вследствие чего может раньше времени отдать богу душу. Кроме того, Конюхов все признавал и, как, очевидно, показалось судье, искренне раскаивался в содеянном. Посему решение суда было крайне мягким: Конюхова отпустили на свободу с условием неповторения противузаконных проступков. Любых… На что Конюхов дал свое твердое обещание. И более уже не попадался. А знаете, как он подписывал свои письма, вымогая деньги? – Как же? – с интересом посмотрел на своего помощника Яков Викентьевич. – «Червонные валеты»… Это обстоятельство не очень удивило исполняющего обязанности полицеймейстера Острожского. Связь Конюхова со Всеволодом Аркадьевичем Долгоруковым, хотя бы по последнему делу о банкротстве «Акционерного общества Казанско-Рязанская железная дорога», в котором он, наряду с Долгоруковым, являлся одним из директоров, была очевидной. Но это еще был не факт, что аферу с полуимпериалами затеял именно Долгоруков… |