Онлайн книга «Аферист его Высочества»
|
– Хорошо, Павел, принято, – заключил Сева. – Излагай дальше. – Излагаю… Когда скоропостижно скончался император Николай Павлович, – продолжил Давыдовский, – и на престол вступил его брат Александр, Михаил Николаевич был назначен членом Государственного Совета, а через год, то есть в пятьдесят шестом году, приступил к исполнению обязанностей главноначальствующего всей российской артиллерией. Стал генерал-адъютантом, членом комитета по учреждению Кавалерийской Академии, командующим Второй легкой кавалерийской дивизии, членом комитета по рассмотрению состояния укреплений Балтийского и Черного морей, главным начальником военно-учебных заведений и генерал-лейтенантом. В шестидесятом году был произведен в генералы от артиллерии, провел ряд реформ, связанных с заменой гладкоствольного оружия на нарезное… – А что вообще о нем говорят? – спросил Огонь-Догановский. – О его человеческих качествах, чертах характера? – Говорят разное, – ответил Давыдовский. – К примеру, в Министерстве Императорского двора о великом князе говорят как о человеке без особых дарований и способностей, но очень учтивом, уравновешенном и благородном… – Благородном? – раздумчиво переспросил Всеволод Аркадьевич. – Именно, – ответил Давыдовский. – А это для нас хорошо или плохо? – полюбопытствовал Ленчик, и все повернули головы в его сторону. Вопрос был, что говорится, «на засыпку», а потому Ленчик не сразу получил на него ответ. Огонь-Догановский хмыкнул и почесал подбородок. Долгоруков во все глаза смотрел на Леонида и молчал. Давыдовский ничего не сказал и стал смотреть в окно. Неофитов молчал тоже, однако, видя замешательство своих товарищей и пикантность заданного вопроса, решился ответить первым: – Это для нас хорошо… Огонь-Догановский посмотрел на Африканыча и снова хмыкнул. Сева Долгоруков как-то невесело ухмыльнулся. Давыдовский не отводил взгляда от окна, его заинтересовали голубь с голубкой, милующиеся на крыше. А Неофитов добавил: – Конечно, оставлять благородных людей в дураках не очень благовоспитанно и правильно, однако подобные действия – вынужденные издержки нашей профессии, которые приходится принимать. Как данность, – добавил Африканыч научное слово. – Или следует менять профессию. Ты это хочешь? Вопрос был адресован Ленчику. И он, понимая, что коснулся этим своим «хорошо или плохо» больной темы, быстро ответил: – Нет. – Вот и славно. Надеюсь, я ответил на твой вопрос? – Да, – ответил Ленчик. Долгоруков благодарно посмотрел на Неофитова и промолчал. Огонь-Догановский снова почесал подбородок и удовлетворенно хмыкнул. Давыдовский отвел взгляд от окна, – голуби улетели, – и посмотрел на Всеволода: – Я могу продолжать? – Можешь, – разрешил Всеволод Аркадьевич. – Итак, еще говорят, что великий князь – человек образцового поведения, как в жизни, так и в семье… – Это кто тебе сказал, Шах? – усмехнулся Огонь-Догановский. – Вот именно, Шах, – просто ответил Павел Иванович. – Но со слов бывшего министра внутренних дел графа Лорис-Меликова. – Этому господину можно верить, – так отозвался о бывшем министре Долгоруков. – Хорошо, Павел Иванович. Давай сейчас о семье великого князя. И как можно подробнее, с деталями. – Хорошо… Его Императорское Высочество Михаил Николаевич женился в августе одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года на семнадцатилетней маркграфине Цецилии Августе, младшей дочери великого герцога Баденского Леопольда и великой герцогини Баденской Софии Вильгемины, урожденной принцессы Шведской. К тому времени Цецилия Августа приняла православие и стала именоваться великой княгиней Ольгой Федоровной. Она настоящая красавица и по сей день, прекрасная мать, и великий князь просто не чает в ней души. Вообще, как говорят в Петербурге, смысл жизни для Михаила Николаевича – это Кавказ и его супруга… – Ну, про Кавказ мы знаем: двадцать лет наместник на Кавказе и главнокомандующий Кавказской армией, покоритель Чечни и Дагестана, победитель Мухтара-паши на Аладжинских высотах и завершитель Кавказской войны, – заговорил Всеволод Аркадьевич, воспользовавшись паузой в докладе Давыдовского. – После чего получил чин генерал-фельдмаршала. Но Кавказ у него пять лет назад отобрали завистники. Стало быть, остался один смысл в его жизни – Цецилия Августа. – Получается, что так, – отозвался Павел Иванович. – То есть великий князь до сих пор любит свою супругу? – спросил Огонь-Догановский. – Да, – просто ответил Давыдовский. – Раз любит, значит, не изменяет, – заметил Долгоруков. – Точно! – неожиданно встрял Ленчик. – Когда тебе нравится, ну, сильно нравится какая-нибудь девица, то на других даже не смотришь. – Он обвел взглядом своих товарищей и добавил, как бы поясняя только что высказанное вслух: – Глаза просто других как-то не замечают. Сами… – Ага, – иронически поддакнул ему Огонь-Догановский. – Сами не замечают… Остальные промолчали. – Стало быть, наш многоуважаемый великий князь не имеет любовниц, – заключил Неофитов с легкой печалью. – И на этом его не взять. – Честный, порядочный, благородный, любящий жену и детей… – пробурчал себе под нос Алексей Васильевич. – Просто не за что зацепиться. – Ой ли? – хитро посмотрел на Огонь-Догановского Сева. – А ежели присмотреться попристальней? – Во что? – спросил Давыдовский. – В то, что он честный, порядочный, благородный и любящий жену и детей, – ответил Всеволод Аркадьевич. – Особенно в то, что он – любящий муж и отец. Ведь это все струны, на которых можно играть. Ежели, конечно, их правильно настроить. – Точно! – воскликнул Ленчик. – Я понял, – сказал Африканыч. – Главная слабость нашего фигуранта в том, что он любит жену. Любит… – Ну, конечно, – посмотрел на Африканыча Долгоруков. – Любовь – это, конечно, трогательно, прекрасно. Но с другой-то стороны, любовь есть величайшая человеческая слабость. Ради нее уже понаделано столько глупостей и ошибок! И еще будут делаться, покудова на Земле существуют мужчины и женщины. Ведь мужчина, любящий женщину, пойдет ради нее на все… Какое-то время все молчали. Сева, конечно, был прав: любовь – самое сильное человеческое чувство, самая звучная струна души, на которой можно успешно играть музыканту, хорошо знающему свой инструмент. Конечно, было в этом что-то циничное и не очень порядочное, но, как сказал Африканыч, все это издержки их профессии. И ежели они не хотят оставить ее, надобно принимать решения, не всегда согласные с общечеловеческими ценностями… – Так, Павел, давай-ка о маркграфине Цецилии Августе, то бишь великой княгине Ольге Федоровне, – прервал молчание Всеволод Аркадьевич на правах старшего. – Подробнейшим образом… |