Книга Вечность, страница 28 – Алисон Ноэль

Деймен хватает меня за руку, и у меня сразу все тает внутри.

— Что случилось? Нам было так весело! Я думал, тебе понравилось…

Я прислоняюсь к низенькой кирпичной ограде и вздыхаю. Ноги как резиновые, коленки подгибаются, и я чувствую себя совершенно беззащитной.

— Или ты просто притворялась?

Он сжимает мою руку и взглядом умоляет не сердиться.

Я уже проглотила наживку, я уже начинаю сдаваться, и тут меня захлестывают воспоминания — о Хейвен, о нашем телефонном разговоре, о странном исчезновении Деймена на шоссе… Выдергиваю руку и отступаю на шаг.

— Ты знал, что Трина тоже поехала в Диснейленд? — В ту же секунду я понимаю, как зло и мелочно себя веду. Но раз уж эти слова прозвучали, можно и продолжить. — Ты ничего не хочешь мне сказать? Может быть, есть что-то, о чем мне нужно знать?

Я сжимаю губы и внутренне готовлюсь к худшему, но Деймен отвечает, глядя мне в глаза:

— Трина меня не интересует. Мне нужна только ты.

Я смотрю в землю. Очень хочется ему поверить. Если бы все было так просто!

Тут он берет меня за руку, и я понимаю, что все действительно просто. Сомнения мгновенно куда-то исчезают.

— А теперь скажи, что ты чувствуешь то же самое, — подсказывает он.

Я не знаю, что сказать. Сердце так колотится — наверное, Деймену слышно. Я молчу слишком долго. Момент проходит, и Деймен, обняв за талию, ведет меня к воротам.

Он улыбается мне.

— Все хорошо. Я тебя не тороплю. А пока я отведу тебя в класс.

— Так ведь надо идти через учительскую. — Я останавливаюсь и прищуриваюсь. — Ворота уже заперты, забыл?

Он качает головой.

— Ворота не заперты, Эвер..

— Извини, я только что пробовала их открыть. Они заперты.

— Поверишь мне? — с улыбкой говорит Деймен. Я молча смотрю на него.

— Что тебе стоит? Всего несколько шагов? Две потерянные минуты? Все равно ты уже опоздала.

Я смотрю в сторону учительской, потом опять на Деймена и, тряхнув головой, иду за ним к воротам — которые необъяснимым образом оказываются открытыми.

— Я же видела! И ты видел! — Не понимаю, как это получилось. — Я их еще подергала, они ни на дюйм не сдвинулись!

Деймен, смеясь, целует меня в щеку и подталкивает к воротам.

— Иди! И не волнуйся, мистер Робинс опять не в форме, а у учительницы, которая его заменяет, в мозгах туман. Все будет хорошо.

— А ты? — спрашиваю я. Меня снова одолевает паника,

Деймен пожимает плечами.

— А я — самостоятельный человек. Могу делать, что хочу.

— Да, но…

Я замолкаю, сообразив, что он не только номер телефона мне не сказал. Я почти ничего не знаю об этом парне. Как же я могу чувствовать себя с ним так спокойно, так нормально, когда все в нем совершенно ненормально? И только отойдя на несколько шагов, я вдруг спохватываюсь — он же так и не объяснил, что произошло вчера на шоссе.

Спросить я не успеваю — Деймен уже рядом со мной, он берет меня за руку и говорит:

— Мне позвонили соседи. У меня сломалась поливальная установка, и весь двор затопило. Я хотел тебя предупредить, но ты разговаривала по телефону, и я не стал тебя отвлекать.

Я смотрю на наши руки: одна загорелая, другая бледная, одна крепкая, другая слабая. Совсем не подходят друг другу…

— Иди! Я встречу тебя после школы, обещаю. — Он улыбается и достает у меня из-за уха красный тюльпан.

***

Обычно я стараюсь поменьше вспоминать о своей прежней жизни. Не думать о прежнем доме, о прежних ручьях, о прежней семье… обо мне — прежней. Я научилась заранее предвидеть приступы, распознавать знаки: жжение в глазах, внезапную нехватку кислорода, ошеломляющее чувство пустоты и отчаяния. Но иногда это обрушивается без предупреждения, и я не успеваю приготовиться. И если такое случается, то надо просто свернуться в комочек и ждать, пока все пройдет.

Что довольно сложно сделать посреди урока истории.

Мистер Муньос разливается насчет Наполеона, а у меня горло перехватило, живот свело и в глазах щиплет с такой силой, что я бросаюсь к двери, не обращая внимания на вопли преподавателя и хохот одноклассников.

Ослепнув от слез, сворачиваю за угол, судорожно втягиваю ртом воздух. Внутри у меня — пустота, готовая схлопнуться в ничто. Я слишком поздно замечаю Стейшу и врезаюсь в нее с разбегу, так что она хлопается на пол, порвав платье.

— Какого… — Она тупо смотрит на разорванный подол, а потом поднимает взгляд на меня. — Ты, сволочь, платье мне порвала, дрянь, уродина психованная!

Стейша просовывает в дыру кулак, демонстрируя масштаб повреждений.

Жаль, конечно, что так вышло, но мне сейчас не до Стейши. Горе вот-вот сломает меня, и я не могу допустить, чтобы она это увидела.

Стейша хватает меня за руку, пытается встать. Через прикосновение мне передается от нее такая черная и мрачная энергия, что я не могу вздохнуть.

— К твоему сведению, платье было от дорогого модельера! — Она стискивает мою руку, и я чуть не теряю сознание. — Имей в виду, я это дело так не оставлю! Ты горько пожалеешь, что врезалась в меня! Сто раз пожалеешь, что вообще пришла в нашу школу!

— Как Кендра? — Я внезапно выпрямляюсь.

И живот уже не так крутит.

Хватка Стейши слабеет, но она не выпускает мою руку.

— Ты ведь тогда подбросила наркотики в ее шкафчик. Добилась, что ее исключили, ославила ее так, что поверили тебе, а не ей, — пересказываю словами образы, возникшие в голове.

Стейша отталкивает мою руку и пятится назад. Кровь отхлынула у нее от лица.

— Кто тебе рассказал? Ты тогда еще у нас не училась!

Я пожимаю плечами. Действительно, не училась, да разве в этом дело?

— Кстати, это еще не все. — Я наступаю на Стейшу. Душевная буря улеглась, испуг в глазах Стейши исцелил мое горе, как по волшебству. — Я знаю, что ты списываешь на контрольных, воруешь деньги у родителей, одежду в магазинах, крадешь у подруг — считаешь, что тебе все позволено. Я знаю, что ты записываешь телефонные разговоры с Хонор и завела целый архив ее имейлов и эсэмэсок на случай, если она вздумает пойти против тебя. Я знаю, что ты кокетничаешь с ее отчимом — это, между прочим, отвратительно, но и это еще не самое плохое. Я все знаю про мистера Барнса… или Барнума, как его там? Неважно, ты поняла, о ком я. Твой учитель истории в девятом классе? Которого ты попробовала соблазнить? А когда он не клюнул, стала его шантажировать, грозилась все рассказать школьному начальству и его несчастной беременной жене… — Я с омерзением качаю головой.