Онлайн книга «Джек/Фауст»
|
- Кто это сказал? - Из окна появилось испуганное красное лицо хозяйки. - Чего тебе надо? - Устанавливаю громоотводы. У меня заказ от городского руководства. - Громоотводы! - Да, на каждой башне. Это не займет много времени. Мы перестанем мешать вам раньше, чем вам это надоест. Его сыновья, Даниэль и Макс, стояли возле повозки с огромной катушкой металлического кабеля, палками, инструментами и крепежными костылями и нетерпеливо переступали с ноги на ногу. Пожилая женщина снимала в башне жилье (хотя башни, строго говоря, представляли собой военные объекты, но постоянная нехватка жилья в пределах городских стен обусловила разрешение сдавать их внаем) и не имела права запрещать или разрешать им что-либо делать. Но Тройтвейн был весь улыбка и терпение. Он знал, как надо обращаться с людьми, знал, каких хлопот может доставить даже самый тишайший арендатор, прекрасно понимал, к чему приведет лично для него задержка в оплате этой работы на целые месяцы. - Меня не волнует, для чего вы туда лезете! - рявкнула старуха. - И вообще, уберите эту ловушку для молнии к черту! Не желаю, чтобы она здесь была. Тройтвейн учтиво рассмеялся и приподнял шляпу. - Все не так, как вы думаете, бабуля. Это - очень примитивное устройство, металлическое украшение, фиал для шпиля, чтобы перехватить молнию и совершенно безвредно пустить ее через кабель прямо в землю, как дождевую воду по желобу. И вы больше никогда не будете бояться пожара от молний. Будете преспокойно спать во время бури! У вас будет полная защита от самого худшего. - Ну… я… - А самое приятное - это совершенно бесплатно. Все оплачивает городской совет. - Бесплатно, говорите? - от испуга старуха даже отпрянула. - Совершенно. Она снова резко высунула голову. - А это не одно из дьявольских изобретений Фауста, а? - О-о, нет, нет и еще раз нет. - Тройтвейн изобразил на лице изумление. - Это придумали несколько десятилетий назад. В Мюнхене. Когда процессия начала движение, на площади перед храмом Святого Лаврентия возникла неразбериха. Но этот хаос толкающихся и спотыкающихся человеческих тел мгновенно рассосался, когда идущие втиснулись в узкие улочки. Едва покинув площадь, процессия быстро превратилась в живую радужно-пеструю змею, которая плавно и целенаправленно поползла через город. Первым шел кадильщик в полном священническом одеянии навыворот и задом наперед. Торжественно позвякивая цепями, он размахивал кадилом, содержащим не мирру, а серу, так что «благовоние», достигая обоняния, вместо возвышенных мыслей о святости отсылало умы прямо к противоположному. За ним шел несущий распятие, держа свою ношу кверху ногами, так что алые ленточки из стигматов колыхались на ветру. Дальше подпрыгивали и рычали два рогатых бесенка. Они несли корзины, набитые памфлетами, которые разбрасывали по одному-два в толпу зевак. Каретчик Пфинцинг услышал гам и вышел из мастерской поглазеть, что случилось. Его подмастерья, здоровенные крепкие парни, пыльные от древесных опилок, столпились в дверях у него за спиной и оттесняли друг друга, чтобы увидеть представление. - Там не на что смотреть! Нечего глазеть! - орал Пфинцинг, призывая своих подчиненных вернуться к работе. Затем протрубили трубы, и акробат пустился выделывая сальто-мортале. Пфинцинг моргал и хохотал, потом пожал плечами и успокоился. Подмастерья разбежались, словно вспорхнувшие голуби. За бесенятами шли доминиканцы, черно-белые епископские псы, превращенные для этого дня в орден воинствующих клоунов. Меховые накидки закрывали их плечи, к тыльной стороне перчаток пришиты островки меха, а жестокие маски сделали из всех них обезьян. Более солидные монахи расположились в глубине процессии, наиболее говорливые и общительные - по краям, подшучивали с толпой и выхватывали из волос ребятишек воображаемых вшей. Брат Иосафат, с ликованием в душе, блуждал среди них, кляня неуместную в это время года жару, которая более пристала лету, нежели концу октября, заставлявшую его потеть, и чесаться, и вытирать лицо сутаной. Его было поручено доставить в город папского нунция. Помимо всего прочего, именно брату Иосафату дали повеление-приказ раскопать уйму нераспроданных публикаций, оставшихся от Фауста в Виттенберге, выкопать их из любых залежей и пыльных складов - и даже в одном случае он забрал их из стены книжной лавки, где они служили прокладочным материалом, - чтобы вынести эти драгоценные непристойности, ради которых и проводилось нынешнее шествие, на улицу. Под маской он багровел и хмурился от своего рода виноватого удовлетворения, вспоминая, как мучил печатника вопросами. - Это богопротивный труд, брат, - сказал он ему. - Мое искусство - это лишь краска и шрифтовые наборы, - отвечал печатник. - А богохульство я оставляю тому, кто разбирается в подобных материях. - Это вызывает у меня ужас. - Моя совесть чиста. Я не делаю ничего, чем тебе стоит возмущаться. - Мой ужас вызван не твоими действиями, а безвольностью местных властей. Тебя следовало бы привести к архиепископу, чтобы он мог показать инструменты инквизиции и поинтересоваться, из каких побуждений ты печатал эту гадость. Печатник совершенно побледнел. - Сударь, клянусь, сам я не читал этого! Это какая-то чертова путаница из бессмысленностей и обмана, совершенно недоступная пониманию здравомыслящего человека… какая-то многосложная чушь - не имеющий смысла набор слов. - Он замолчал, проглотил комок в горле и слабым голосом заключил: - Всего-навсего просто слова. - Совершенно верно. Проклятые слова, слова, которые представляют опасность для бессмертной души, даже если просто их прочитать. Я реквизирую тысячу копий. Печатник от изумления выпучил глаза. - С-сударь?… - Как же еще благочестивые люди узнают, что они в опасности? Вольф Крейцер, знатный бродяга, Георг Шерм, злой вор по кличке Железные челюсти, и Клаус Мец, чья убийственная ярость не знала границ, собрались в переулке, на котором стоял дом английского шпиона, и спорили о том, как лучше употребить только что найденного дохлого кота, когда заиграли трубы. Они застыли от изумления. Кот был забыт. - Шествие! - выдохнул Вольф. - Пошли, - сказал Георг. - Погоди! Нам нужен собственный рог. - И Клаус указал глазами на дом Вайклифа и его прелестные новые медные водосточные трубы с блестящими латунными драконами, украшающими стыки. Пронзительно вопя, как сарацины, босоногие парни устремились к водосточной трубе и начали отдирать ее. Это занятие потребовало от них всех сил и сопровождалось ужасающим грохотом. Резко хлопнули открывающиеся деревянные ставни. Со второго этажа высунул голову зловещий бородач. |