Книга Дорога висельников, страница 62 – Наталья Резанова

Он говорил искренне – и все же ничего не сказал по существу.

– В чем тебя обвиняют, сын мой?

Отто Ивелин поморщился. Неприятное воспоминание? Или сам вопрос?

– В том, что я обманно посягал на чужие владения. Но это ложь! Владения принадлежали моим предкам!

– Я не так хорошо знаю имперское право, – сухо произнес отец Джеремия, – но даже мне в моем уединении известно, что за подобные проступки дворянина жизни не лишают. Даже если обвинение правдиво.

– Я не совсем точно объяснил. Владения были конфискованы. И враги мои заявили, будто я посягаю на права тех, кто стоит несоизмеримо выше других дворян. Это также была ложь. Ибо конфискация произошла после того, как я предъявил свои права. Однако…

– Тебя обвинили в государственной измене.

– Вы сказали, отец настоятель. Хоть мне и не хотелось этого произносить. Клянусь, что ни единым словом не солгал, – добавил он, вытащив за цепочку из-под одежды золотой крестик и поцеловав его.

Выслушав за свою жизнь великое множество исповедей, отец Джеремия довольно точно мог определить, когда человек лжет. Этот и впрямь не лгал. По крайней мере он был уверен, что говорит правду. Но в этой правде зияли такие прорехи…

– И ты, стало быть, от самого Тримейна бежал до нашей маленькой обители.

– Нет, не так. Я бежал в Карниону. Стерегли меня не слишком строго, но я боялся, что враги мои сумеют подкупить охрану и избавиться от меня – с помощью кинжала или яда. Поэтому я подкупил охрану первым. Я ехал по Белой дороге, но в Кулхайме узнал, что пути на Юг перекрыты и меня ищут. А Кулхайм, отец настоятель, это такое поселение, где останавливаются купцы, в том числе и те, что торгуют… не совсем по закону.

– Я знаю, что такое Кулхайм. И что же дальше?

– Там в трактире мне рассказали про монастырь с правом убежища. – Он сглотнул. – И я решил, что, может быть… Короче, я повернул в Открытые Земли. Мне повезло. Тем, кто следит здесь за порядком, нет до меня дела, а что до разбойников, так я был вооружен. Но здешний привратник потребовал, чтоб я отдал оружие при входе.

Он, несомненно, был оскорблен этим обстоятельством. Ох уж эти дворянские предрассудки насчет оружия…

– Таков обычай, сын мой. Мы предоставляем кров всем просящим приюта. Но не все просящие благородны, а мы – лишь беззащитные иноки. Поэтому нам должно обезопасить себя.

Ивелин сел. Порыв, подбросивший его на ноги, угас.

– Я понимаю… и жду вашего решения.

Последовала пауза. Отец Джеремия выдерживал ее отнюдь не ради вящего драматического эффекта. Обитель видела в своих стенах грабителей, насильников и убийц. Рядом с их деяниями то, что сделал – или не сделал – этот человек, было ничтожным. Всякое бывало. Мирское правосудие несправедливо. Иначе убежища не возникли бы, а власти не стали бы их терпеть. И все же что-то Ивелин скрывал. В этом настоятель был уверен. Но был уверен и в другом – даже самый закоренелый злодей поостережется дать заведомо ложную клятву на распятии. Тем более – в стенах монастыря.

Он принял решение:

– Оставайся, Отто Ивелин. Я отпишу в Тримейн и узнаю, нет ли благополучных изменений в твоем деле. Если ответ будет неблагоприятен, мы подумаем, как изыскать для тебя способ покинуть империю.

– Благодарю, святой отец.

– Теперь отдыхай и не тревожься. Но помни – живя в монастыре, ты должен уважать наши правила. Разумеется, ты не обязан соблюдать устав в полной мере, но трижды в день следует посещать церковь. Если пребывание твое здесь затянется – ты должен каждый месяц причащаться и исповедоваться. А также помогать братьям по хозяйству. Это для твоей же пользы – дабы не впасть в уныние.

И, благословив гостя, отец Джеремия покинул келью.

Вряд ли от этого пришельца в хозяйстве будет много пользы, подумал он. Но вот на исповеди… на исповеди он скажет все, о чем умолчал сейчас. Обязан будет сказать.

И настоятель удалился со спокойным сердцем. Гость тоже, кажется, успокоился. Он, хоть и с некоторым напряжением, доел остывший ужин и улегся на постели, не раздеваясь. Правда, в келье изрядно сквозило, а одеяло было отнюдь не из меха и пуха. Свечу он не затушил – но некоторые люди не любят спать в полной темноте. Он, однако, не спал, при том что тьма за окном сгущалась все больше.

Для монахов это не было помехой. Те, кто ненадолго вздремнул после ужина, успели проснуться к повечерию, чтобы потом с чистой совестью вновь отойти ко сну. По городским понятиям, до ночи было еще довольно времени, но у монастырей свои правила. Поздней осенью время для сна назначено, когда совсем стемнеет. Как сейчас.

Когда из церкви послышалось глуховатое, но слаженное пение, Отто Ивелин откинул одеяло и спустил ноги на пол. Посидел несколько мгновений, глядя на оплывающую свечу. Потом встал и покинул келью, но вовсе не для того, чтобы присоединиться к молящимся. Он шел в противоположном направлении. В том, по которому его сюда привели.

Единственный из братии, кто в этот час не присутствовал на мессе, был тот, чей черед был нести иную службу – у монастырских врат. В его каморку и постучался гость.

Привратник отозвался немедля. Он честно бодрствовал, а не пользовался возможностью урвать вечерней порой час отдыха.

– Что нужно?

– Добрый брат… у меня к тебе просьба. Я не осмелился тревожить настоятеля…

– Какая просьба? Если живот прихватило или там зубы ноют – к лекарю иди, а не ко мне.

– Я ходил, не нашел…

– Ну так все же сейчас на службе. – Скрипнула задвижка, пожилой тощий монах показался в дверном проеме. – Так что у тебя – брюхо или зубы?

– Зубы… сил нет. – Ивелин приложил ладонь к щеке.

– Погоди… что-то у меня тут было… травки… сырость, она, понимаешь, хуже, чем морозы, и зубы, и суставы мучает… – Привратник шагнул внутрь каморки, Ивелин – за ним и, когда монах зашарил на полке у стены, отнял наконец руку от щеки и ударил привратника под левую лопатку.

Тот рухнул, сложившись пополам и ударившись лицом о лавку.

Ивелин вытер о рясу стилет и снова спрятал его в рукав.

– Отбираешь оружие, а не обыскиваешь, – укорил он поверженного. Затем, брезгливо сморщившись, отцепил от пояса привратника ключи. Прихватил масляный светильник со стола и побежал к воротам. Там он со всей возможной скоростью отпер замок, а после вытащил поперечный брус, припиравший створки. Приоткрыл ворота, поднял светильник над головой.

В лесу, без сомнений, ждали его сигнала. Отто Ивелину пришлось посторониться, ибо всадники, выехавшие на монастырский двор, могли сбить его с ног. В темноте было трудно разглядеть, носят ли они какие-нибудь отличительные знаки на одежде, но плотные плащи одинакового кроя, крепкие кони и короткоствольные мушкеты свидетельствовали за то, что это не простые разбойники.