Онлайн книга «Дети луны»
|
Адриана сидела, грызла орехи. Ну и денек! И спать не хочется. И ведь если бы осталась в Книзе, не исключено, что и вышла бы за этого Даниеля — по бедности да из уважения к старику. Только, по счастью, в Книзе между ними, кроме «здравствуй» и «прощай», ничего не было. Однако Странник-то каков! Король с полководцем из-за него спорят! «В Книзе, когда я подыхала от одиночества, никто меня не любил, ни одна собака. А теперь всем Странник понадобился, жить без него нельзя!» Запахнувшись в плащ, она смотрела в огонь, и простая истина открылась ей — никого не люби, и все будут любить тебя. Но это открытие не доставило ей никакой радости. На следующее утро Странник сводил Кречета к Энолу, вычистил его, накормил. Потом, как договорились, направился к Вельфу. По пути завернул к казначею и взял у него деньги — мало ли что! Вельф сам бескорыстный и думает, что если он Страннику не платит, то этим его выделяет. Но у людей другие системы оценки… Казначей глядел на него, как на врага рода человеческого, но полный кошель золотых все-таки выдал. Странник небрежно сунул его за пазуху. Выходя от казначея, тут же узрел спину маркграфа Унрика, который жаловался Северу, что «безродный проходимец завоевал расположение его величества, в то время как иные, честно носящие свое имя…» — Не проходимец, а Странник! Разница, — поправил лазутчик, минуя возмущенную спину. Унрик вздрогнул и застыл, не кончив фразы. Это происшествие несколько развеселило Странника, и он продолжал путь с легким сердцем. Вельфа он застал беседующим с Саулом Лошадиной Гривой, люди которого вернулись ночью из разведки. Странник подождал, когда разговор закончится. Судя по словам Саула, противник располагал значительными силами. Первое, что спросил Вельф, было: — Ел сегодня? Получив отрицательный ответ, он вызвал Ива. Тот приволок холодный пирог с зайчатиной и баклагу с вином. Странник ел, пил, а Вельф смотрел на него с видимым удовольствием. Проглотив последний кусок, Странник поинтересовался: — Сделай милость, скажи, что хоть у вас было без меня? — А что было? Как всегда. В предгорье столкнулись со вспомогательным отрядом ордена, который сюда спешил. Там они и полегли. А дальше — Гернат. Убили кое-кого из тех, что ты знал. Кимона Арвенца, Грегора… — А Халкис? Я его не видел. — Увидишь. У северного входа в долину сухое дерево. Он там висит. — Гернат? — Нет. — Губы его раздвинулись, обнажив ряд ровных зубов. — Струсил в сражении, отступил. Ряды смешались. Из-за него и Герната упустили. Трусов — ненавижу! Повесил я его. И за ноги… пока глаза не лопнут, Чтоб другим неповадно было. Ты чего? — Ничего, — пробормотал Странник, отставляя кружку с вином. В самом деле, с чего это он взял, что Вельф лучше других? — Так. Ты принес сегодня мою печать? — Она всегда со мной. — Дай мне ее. Странник медленно снял с руки ремешок, на котором висела печать, и протянул Вельфу. Сердце его сжалось в тягостном предчувствии. Вельф мгновенно взглянул на печать и обмотал ремешок вокруг запястья. — Ты… забираешь? — Да. Печать останется у меня. — И каждый имеет право меня убить? — Печать — знак разведчика и гонца, а ты им больше не будешь. — Да уж… какой из меня теперь разведчик? Загубили вы меня вместе с королем. Почему бы сразу не приставить ко мне двух герольдов, и чтоб орали: «Вон идет Странник!» — Как знать, может, когда-нибудь так и будет. — Ты что же… — То! — Вельф не дал Страннику договорить. — Хватит с меня. Предупредил я тебя вчера. Сделаешь, как я велю. Конь у тебя теперь есть, остальное я дам. — Смысл-то какой… — Опять за свое принимаешься? Или испугался? Что я о трусах думаю, ты знаешь. Странник легко вскочил на ноги. — Ну, соглашусь я, — с трудом выговорил он. — А смысла все равно никакого. Странника ты потеряешь, а рыцаря не приобретешь. Не такой я человек. Рыцарь должен любить войну, а мне от нее тошно. — Наладился еще с лета ругать войну! Все мы ею живем — и я, и ты, и все кругом. И без войны настоящему человеку на земле делать нечего. И раз уж человек от природы не ничтожная козявка, он должен в бою добывать себе высокую долю, а ты — черт бы тебя драл! — с упорством держишься за ничтожество. — Это смотря что считать за высокую долю. — Снова! Скорее Саул свою лошадиную гриву острижет, чем ты, Странник, признаешься, что был неправ. — Это верно. Он ведь собрался остричься, когда кончится война. Вот я и пойду сражаться, чтоб она быстрее кончилась. — Он шагнул наружу. Вслед ему Вельф торжествующе крикнул: — Война не кончится никогда! В самом начале своих странствий он видел человека, раздавленного упавшим деревом. Сейчас Странник чувствовал примерно то же, что и тот человек. За прошедшие годы он так привык к печати, что ощущал ее частью себя самого. И — все. Он самозванец, бродяга в богатом плаще. Несравненно лучше было бы, если бы Вельф относился к нему просто как к слуге. Тогда бы не пришла ему в голову дурацкая идея сделать Странника равным себе, и он оставил бы его в покое. А объяснять ему — все равно что биться головой об стену. Значит, ошибался Странник, преувеличивал свое влияние на Вельфа, а теперь расхлебывай! Чтобы разгулять тоску, он решил спуститься к Энолу. Продрался сквозь голые кусты боярышника, на которых еще кое-где краснели сморщившиеся ягоды. От воды шло ледяное дыхание. Ниже по течению какой-то солдат мыл медный котел, натирая его песком, и негромко поругивался. Крутой соседний берег щерился жухлой травой, а за ним угрюмо вздымались горы, освещенные тусклым солнцем. Вечереет — осень… Горы, горы… по сравнению с Рыбьей Челюстью это была бы легкая прогулка… и самое время бы… но нельзя… трусость. Он будет презирать меня. Ему захотелось увидеть весь лагерь целиком, и он повернулся, чтобы подняться на холм, где стоял еще один часовой. Услышал, как сзади трещат кусты. Поправил засунутый за пояс кинжал и обнаружил несколько спрятанных со вчерашнего вечера орехов. Бросил парочку в рот, хрустнул, сплюнул скорлупу в кулак. — Удобно было в кустах сидеть? — оскорбительно ласковым тоном спросила Адриана. — Ты опять была у него! — выдохнул Даниель. Снова хрустнул на зубах орех. — Откуда в тебе столько злобы? — Где ты злобу-то увидел? Жалости во мне нет, это верно… — Правду говоришь! Правду! — Была раньше, да вышла. И успокойся. Не младенец, да и я не нянька. — И когда мое терпение кончится… — …и ты нарвешься на мой нож… — И я добьюсь, что ты перестанешь… — …слушать тебя… — Бог тебя накажет! |