
Онлайн книга «Дети луны»
— Ну, что здесь было без меня? — нетерпеливо спросил Раймунд. — А ничего. Как всегда. Его преосвященство опять пытался прицепиться к ней из-за мужской одежды, а она притянула какую-то святую, не то Маргариту, не то Схоластику, не то обеих вместе, дескать, они поступали так же… Эгей! Ты слышишь? В морозном воздухе явственно слышался звук рога. — Гонец? — удивился Лонгин. — От кого бы это? Решетку еще не успели опустить после приезда Раймунда, и ворота открыли быстро. Во дворе показался на совершенно измученном коне всадник с черным обмороженным лицом. Спрыгнул на снег и, растолкав подбежавших конюхов, прохрипел: «К наследнику!» — Эй, приятель! — крикнул Лонгин, но тот уже скрылся. — У него на щите золотой трилистник. Герб Меласси. Уж не побили ли их мужики? Переваливаясь по снегу, он заспешил ко входу. А Раймунд отправился прямиком к себе. Все равно все узнает. Действительно, не успел он скинуть плащ и шапку, как в дверь замолотили с криком «На совет!» Войдя в зал, он увидел наследника, епископа и Лонгина, а за ним входили Унрик, Теофил, Эсберн и Торвальд. Епископ Гельфрид дождался, когда все заняли свои места. Унрик, впрочем, тут же вскочил и нетерпеливо спросил: — Так что произошло? Гельфрид, выдержав драматическую паузу, произнес только одно слово: — Вельф. — Та-ак, — сказал Лонгин и погладил ручку кресла. — Он же был в горах, — вставил Теофил. — Он спустился с гор против Черного леса, и через Эйлерт собирался направиться прямиком в Сегирт, который ему пожаловал король. Но теперь он изменил свои измерения. Он идет сюда. — Зачем? — удивился Теофил. — Затем, что дурные вести очень быстро распространяются. Он узнал о нашем суде. — А мы-то сомневались в их сообщничестве! — торжествовал Унрик. — И очная ставка все-таки состоится! — Не думаю, — тихо ответил епископ. — Одно дело, если бы мы привезли его под охраной. Но он силен, свободен и вооружен. — Точны ли эти известия? — спросил Филипп. — Может быть, Меласси ошибся? — Нет. Меласси слышал об этом в Эйлерте. Кроме того, Стиг — этот гонец — сам видел лагерь Аскела в долине Манты. Он скакал, меняя лошадей на наших подставах, а Вельф со своей тяжелой конницей непременно задержится. Стиг уверен, что обогнал его дней на пять. — Пять дней — большой срок. И, в случае чего, Гондрил со своим гарнизоном может выдержать любую осаду, — заявил Унрик. Епископ поставил его на место: — Никакой осады не будет. Аскел не посмеет поднять руку на своего сюзерена. — Он присягал отцу, а не мне, — сказал принц. — А она-то что скажет, интересно бы знать? — Унрик возвел глаза к потолку. — По-моему, все, что она плела нам про Вельфа, — сплошное притворство. Небось, ждет его не дождется. — Чтобы удовлетворить твое любопытство, — сухо заметил Раймунд, — нужно просто сообщить ей эту новость. Я берусь это сделать. Уж я-то увижу, обрадуется она или нет. — Да, прошу тебя, сделай это! Она, похоже, тебе доверяет и не станет притворяться. Торвальд тебя проводит. — Я и сам прекрасно помню дорогу. — Э-э, нет. Там теперь везде мои люди стоят. И ни одна тварь не то что к двери — в этот коридор не решится сунуться. И тебя могут не пропустить. — Пусть будет так. Идем! «Значит, встречи, вопреки всем усилиям, не избежать. Может быть, это к лучшему?» Он выложил ей сразу все, о чем узнал. — Что?! — точно не расслышав, она бросилась к нему, забыв про цепь. Та натянулась, и Адриана рухнула на пол. Опершись на руки, она оказалась перед Раймундом на коленях. Подняв искаженное лицо, она сказала быстро: — Тогда они должны казнить меня немедленно. — Ты сошла с ума! — Так им и передай. Нет, ты не передашь. Я тебя знаю. Ты все еще думаешь, что меня можно спасти. Я сама им скажу. Сегодня. Или завтра. Как только они меня вызовут. Иначе они получат только мой труп. — Опомнись, несчастная! — Нет! Я говорила тебе! Я не могу его видеть… Ему показалось, что она несколько овладела собой, и он попытался возразить: — Это неразумно… — ив ответ услышал то ли стон, то ли крик: — Но мне же стыдно! Она дрожала, стоя на коленях. — Мне стыдно… стыдно… я не выдержу… не смогу… «Боже мой! Она же его любит!» А она вдруг отчетливо произнесла: — И он никогда не простит мне горя, которое ему причинила моя смерть. «Как я глуп, как смешон со своими догадками! Вот чего она боялась, когда говорила, что ей страшна не смерть, а другое…» Она поднялась на ноги, так что лицо ее стало вровень с лицом Раймунда, и отрывисто сказала: — Ты понял меня? Или они выносят приговор, или не будет назидательного урока. Я жду до завтрашнего вечера. Прощай. Голос ее был тверд, но губы дрожали. Когда закрывали дверь, он услышал, как снова зазвенела цепь, и явственно представил, даже увидел — вот она бросилась на солому, обхватив голову руками, и беззвучно рыдает, без слез и без голоса… А может, нет? Может, она бродит по темнице и деловито ищет, где бы приладить петлю? Она его любит. Скорее всего, она сама об этом не знает, слишком далеко это от ее понятий. А если знает? Если она поняла это только здесь, в темнице? Тогда ей действительно так тяжело, что лучше умереть. И понятно, почему она веселилась на допросах. Не хотел бы я оставаться наедине с такими мыслями, господи помилуй! Он почувствовал, как ее страх передается ему. Можно подумать, что, если они с Вельфом встретятся, и впрямь произойдет нечто непоправимо ужасное… Он направился в совет и передал ее условия. О своем открытии он, разумеется, умолчал. Приговор был вынесен назавтра с утра. Раймунд опасался, что вчерашний срыв скажется на состоянии Адрианы, и напрасно. Она держалась как обычно, и только взгляд у нее был какой-то потухший. Всю долгую обвинительную речь епископа она выслушала с совершенно бесстрастным лицом, сидя очень прямо. Когда епископ кончил словами: — А ты, поставившая жалкий человеческий разум выше божественного провидения, будь проклята навеки! И лишь пламя костра может очистить от проклятия твою душу! Настал черед высказываться другим судьям. — Смертная казнь, — сказал Унрик. — Монастырь, — сказал Раймунд и с надеждой взглянул на Лонгина. — Смерть, — проговорил тот. — Итак, трое против одного. Но остался главный, чье решение еще может все изменить. |