Книга День Святого Никогда, страница 61 – Антон Фарб

— Есть хочешь?

Бальтазар мотнул головой.

— Вот и славно, — сказал Феликс и допил кофе. — А то еды у нас практически нет. Зато есть тема для разговора. Не очень, правда, приятная тема…

И это еще было слабо сказано: разговор им предстоял в высшей степени тяжелый и муторный, и Феликс долго откладывал его на потом, но больше тянуть не было никакой возможности: сегодня Феликсу предстояло увидеться с Сигизмундом.

— Бальтазар, — сказал Феликс осторожно, — постарайся, пожалуйста, вспомнить… это очень важно… что случилось с огнестрелами?

Бальтазар сидел неподвижно, как истукан, и не проявлял никаких признаков понимания, и Феликс решил освежить его память:

— Ты взял их тогда. В тот вечер. Два моих огнестрела. Они лежали на столике у дверей. Под плащом. Два огнестрела и пороховница.

— Я не помню, — тускло проговорил испанец.

Феликс вздохнул.

— Бальтазар… Это очень важно. Понимаешь? Очень! Они были с тобой, когда ты вернулся домой в то утро. Ты спустился в погреб с двумя огнестрелами. Но когда пришли жандармы, ты стрелял больше двух раз. Где ты брал пули? Я точно помню, что оставил коробочку с пулями у себя в кабинете. Я взял с собой только пороховницу, когда мы ходили за доктором. Но Марта говорит, что ты стрелял шесть раз. Откуда ты взял пули?

— Я был пьян. Я не помню.

— Это были твои пули? — безжалостно продолжал допрос Феликс. — Где ты держал свои огнестрелы? В винном погребе? Да? Да или нет? Бальтазар, да пойми ты, я должен знать, сколько огнестрелов досталось жандармам. Марта не помнит, или забрали они что-то из твоего дома. Палаш, по крайней мере, бросили… Но Патрик спускался потом в погреб — ночью, тайком. Там ничего не было. Если они прихватили с собой огнестрелы… — Феликс осекся на полуслове.

Плечи Бальтазара вздрагивали от беззвучных рыданий.

— Извини, — сказал Феликс и потер лоб. — Я не хотел… бередить… Я… Извини.

— Я не помню! — прорычал Бальтазар. — Я ничего не помню! Я не хочу помнить! Оставь меня в покое!!!

— Ладно, — сдался Феликс. — Ладно. Это все… не важно. Все ерунда. Ты только успокойся, хорошо? И прости меня.

Бальтазар уронил голову на сложенные руки.

— Я хочу спать, — заявил он вдруг. — Я устал.

— Хорошо. Иди ложись…

Когда Бальтазар вернулся в кровать, натянув на голову стеганое одеяло, Феликс медленно выдохнул и хрустнул пальцами. «Да, — подумал он, — такие вот дела… Паршивые дела. И что я скажу Сигизмунду?»

Он ополоснул джезву и кружки дождевой водой из ведра (в умывальнике было пусто), и решил сходить за продуктами. Благо, лавка зеленщика располагалась прямо напротив меблированных комнат, а до булочной и бакалеи было рукой подать… Феликс проверил содержимое бумажника, обулся в новые, но уже порядком рассохшиеся ботинки, захватил плетеную корзину и совсем уже собрался было уходить, когда в дверь постучали.

«Ну кого еще Хтон принес?» — раздосадовано подумал Феликс и пошел открывать. Марта приходила по четвергам, и у нее был свой ключ, а возвращения Патрика следовало ожидать не ранее конца следующей недели…

— Не ждали? — сверкнул белозубой усмешкой на небритом лице Патрик, когда Феликс распахнул дверь. — Принимайте гостей! — заявил он, поднимаясь по скрипучей лестнице в мансарду. Левая рука его висела на перевязи, а сам он был грязен, весел и зол.

— Какой же ты гость? — удивился Феликс. — Ты хозяин, это я — гость…

— Хорош хозяин, который опять едва не заблудился в этом дурацком квартале! — хмыкнул Патрик. — О-хо-хо… — прокряхтел он, стряхивая наземь котомку и на ходу расшнуровывая ботинки. — Нет, что ни говорите, а дома надо бывать чаще… Отец спит?

Отцом он стал называть Бальтазара со дня переезда в мансарду, хотя сам Бальтазар навряд ли это заметил.

— Угу. Что с рукой? — спросил Феликс, глядя, как Патрик неуклюже стаскивает через голову наспинные ножны с доставшимся ему по наследству палашом.

— Ерунда… — отмахнулся Патрик и плюхнулся на диван. — Ф-фу… Устал я что-то… А пожрать у нас ничего нет? И душ надо бы принять… — рассеяно пробормотал он и зевнул.

— Пожрать сейчас сообразим. Душ, если ты забыл, по коридору налево. А пока ты не уснул, покажи-ка мне эту самую ерунду.

От Патрика кисло и остро пахло лошадиным потом. Феликс помог ему освободиться от грубой кожаной куртки, а потом бережно стал отдирать бинт, весь бурый от запекшейся крови. В левом бицепсе Патрика было два отверстия — маленькое, не больше ногтя мизинца размером, входное и побольше, с пятак, безобразно развороченное выходное, от которого сильно разило шнапсом.

— Чем это тебя?

— Арбалет, — сказал Патрик и зашипел от боли.

— Непохоже на след от болта, — нахмурился Феликс, поливая рану раствором марганцовки.

— А он его, гад, свинцовым шариком зарядил… Чтоб ему пусто было, сволоте эдакой… Ай! Не так туго!

— Терпи.

— Уф, — сцепил зубы Патрик, а когда боль отпустила, проговорил вполголоса: — А все-таки арбалет — удивительно подлое оружие… Не знаю, кто его выдумал, но руки я б ему повыдергивал. Нынче каждый урод с самострелом мнит себя опасным и неуязвимым. И самое обидное, что действительно опасен и практически неуязвим… Нет на свете оружия гнуснее арбалета! — заключил он и попробовал сжать правую руку в кулак.

«Тут ты, дружок, ошибаешься, — огорченно подумал Феликс. — Есть игрушки и пострашнее арбалетов. Вопрос в том, у кого они теперь есть…»

— Так что все-таки случилось? — спросил он.

— Банальщина! — небрежно проронил Патрик, осторожно шевеля пальцами и морщась от боли. — Все, как вы рассказывали: бревно поперек дороги, два десятка обалдуев в кустах, кошелек или жизнь и так далее… Олаф схлопотал свинцовый шарик в живот, а я в руку. Разбойников мы положили всех, но купец решил не рисковать и вернуться в Столицу. Правильно, в общем-то, решил… На трактах сейчас творится Хтон знает что: мало что бандиты, так еще и эти фанатики чешуйчатые расплодились, как саранча. Дилижансы вроде не грабят, но все при оружии… А зачем, спрашивается?.. Словом, один, да еще и подраненный, я бы купца не уберег. Вот мы и вернулись.

— Как Олаф?

— Вычухается… Он и не такое переваривал. Так, — решительно сказал Патрик. — Я в душ. А то усну…

Пока Патрик занимал очередь в общий на восемь комнат душ, Феликс спустился вниз и купил у мадам Розекнопс полдюжины свежих, прямо из-под наседки, яиц. (Хозяйка держала трех несушек и одного петуха в похожем на колодец дворе «Меблированных комнат»; петух имел обыкновение будить постояльцев с рассветом солнца, но с этим все мирились, а госпожа Розекнопс подумывала завести еще и козу). Феликс успел еще выскочить в лавку зеленщика за парой луковиц, и когда поднимался назад, очередь Патрика еще не подошла.