Онлайн книга «Бытие наше дырчатое»
|
— Ты сам когда-то заставил меня закодироваться, — напомнила она. — И я согласилась. И не жалею. И прошу тебя о том же… — От чего ты меня собираешься кодировать? — От вредных привычек, — покривила душой Виктория. Называть вещи своими именами ей, как всегда, не хотелось. — Вика! — жалобно промолвил Артём. — Ну какие привычки? Какие привычки? Пью мало, курить выхожу на балкон… — Господи! — беспомощно проговорила она. — Ну я же не об этом… Артём не выдержал и отвёл глаза, уставился на аппетитную ещё недавно отбивную. Честное слово, лучше бы уж крик, угрозы, битьё посуды, чем эта правильная мягкая осада. — Не изменяю… — безнадёжно присовокупил Артём, по-прежнему сосредоточив внимание на тарелке. В глубине души он и сам сознавал собственную порочность (поди не осознай, когда перед глазами такой образец!), но ничего не мог с собой поделать. — Изменяешь… — грустно сказала она. — Вика… — проскулил Артём. — Ну я же платонически… — Платонически… — Виктория смахнула слезу. — Значит, сердце твоё принадлежит ей, — сдавленно продолжала она, — а мне ты что оставляешь? Гениталии? — Вика! — вскричал он. — Но это ведь и твоя Родина! И ты не можешь не чувствовать к ней… — Да, — твёрдо отвечала Виктория. — Но моё чувство не переходит в навязчивую идею. — Сверхценную, — тут же поправил он. Поправка была важна: сверхценные идеи в отличие от навязчивых могут возникать и у психически здоровых людей. — Нет, именно навязчивую! — Послушай… — Артём осторожно прокашлялся. Виктория, конечно же, ошибалась, но спорить в данном случае не стоило. — Кодирование — крайнее средство. Ну и какой в нём сейчас смысл? Ты же видишь, я вполне себя контролирую… — А ты знаешь, что нежелание лечиться называется «негативизм»? И тоже лечится! — Слышала звон… — несколько даже разочарованно хмыкнул Артём, давно вызубривший «Толковый словарь психиатрических терминов» от корки до корки. — Пассивный негативизм наблюдается, запомни, у кататоников, при прогрессивном параличе и при старческом слабоумии. А у меня, прости, ни того, ни другого, ни третьего… Навязчивая идея! — фыркнул он. — Вот где навязчивая идея, вот! — И Артём, резко выйдя из себя, ткнул вилкой в сторону висящего на стене портрета. — Помешательство в чистом виде! Побледнела, отшатнулась. — Но ты же сам за него голосовал… — с болью сказала она. Скомкал салфетку, вскочил. — Голосовал! Но это ещё не повод вывешивать на кухне иконостас! Прекрасные глаза Виктории, устремлённые на супруга с жалостью и ужасом, наполнялись слезами. Затем она всхлипнула и порывисто отвернулась к прозрачной кружевной занавеске. Артём понял, что опять не прав, и, приблизившись к жене сзади, обнял её округлившиеся от правильной жизни плечи. — Вика, — заискивающе начал он. — Сегодня сам вот врачу показался… В тарелке стыла недоеденная отбивная. Ускользнуть из дому незаметно не удалось. Подвела лёгкая склонность к нарциссизму: Артём задержался в прихожей перед зеркалом, поправил галстук, развернул плечи, вскинул подбородок, изучил свои тонкие породистые черты анфас, затем скосил выразительный глаз и изучил их в три четверти. Ну и докрасовался, естественно… — Куда ты? — тревожно спросила Вика, внезапно выходя из кухни и перекрывая Артёму дорогу к двери. Скуластое личико супруги разом осунулось, тёмные глаза жертвенно раскрылись. — За сигаретами, — невозмутимо отозвался он, трогая без нужды узел. — Прикупить что-нибудь по дороге? — За сигаретами, — горестно повторила Вика, по-прежнему не сводя с него страдальческого взгляда. — В костюме, при галстуке — за сигаретами… — Н-ну… и-и… что ж тут такого? Да, в костюме… при галстуке… Потом, не забудь, мне же ещё сегодня в общество анонимных патриотов… при диспансере… — Какое общество? Сегодня четверг, а не суббота! — Разве? — Гос-споди… — тихонько простонала она. — Опять в этот свой притон… Артём вспыхнул. — Ты слова-то всё-таки подбирай, — медленно, с угрозой проговорил он. — Притон! Что это ещё такое? Притон… — Хоть бы о сыне подумал! — Губы её дрогнули. — Узнают — дразнить начнут… — Эти начнут! — Артём криво усмехнулся. — Вон уже в сеструхиных галстуках на спор в школу приходят… Лицо Виктории окаменело. — Ты просто вынуждаешь меня, — сказала она мёртвым голосом. — Ты не оставляешь мне выбора. Я сдам тебя на принудительное лечение. Разговор пошёл в открытую, притворяться больше не имело смысла — и Стратополох ощутил упоительный восторг бесстыдства. — Не сдашь, — с нежнейшей ненавистью выдохнул он ей в лицо. — Нетрадиционную ориентацию принудительно не лечат… — Лечат, — выдохнула она в ответ. Наблюдай за ними кто со стороны, ему показалось бы, что он присутствует при объяснении в любви. — Лечат, милый… В случае совращения — лечат. — Что-что? — изумился Артём. — Это кого же я совращаю? — Читателей! — Из кармана халатика Викторией немедленно была извлечена книжица — тоненькая, беленькая, изданная за свой счёт, и тем не менее настоящая, бумажная. Улика. Узкое лицо Стратополоха чуть вздёрнулось, тонкие губы тронула надменная улыбка. — И что же там такого совратительного? — Вот, — глухо сказала Виктория, листая. — Вот… «Серебряны Твои травы… и родники Твои зрячи…» — Да-да… — рассеянно отозвался Артём, а у самого в глубине зрачков тлело злорадство. — Мы как раз сегодня с Валерием Львовичем это стихотворение и обсуждали… — Кто такой Валерий Львович? — Ай-яй-яй-яй… В поликлинику-то, видать, уже и дорожку забыла. Валерий Львович — наш новый психотерапевт. — И он… — Оценил, — с удовольствием выговорил Артём. — Я, собственно, чего к нему ходил-то? Думаю: а не злоупотребляю ли я метафорами? Яркие краски, знаешь, свойственны истероидам… Нет, говорит, в самый раз. Оч-чень, говорит, запоминающийся женский образ… — Женский?! — Ну не мужской же, согласись. Так что прошёл собеседование по собственному желанию. Вот, кстати… — Артём извлёк из внутреннего кармана пиджака вчетверо сложенную бумагу, развернул. — Всё чин по чину, как видишь. Штамп, печать… — Ты что, взятку дал участковому? — испуганно глядя на мужа, спросила Виктория шёпотом. — Обижаешь! — Вздёрнув голову ещё выше, Артём спрятал бумагу. Прошествовал мимо остолбеневшей супруги и вышел вон. — Иди-иди! — запоздало крикнула она вослед. — А то там, не дай бог, без тебя Родину на хор поставят!.. И ударилась в слёзы. |