
Онлайн книга «Катали мы ваше солнце»
– Еще бы им не быть длиннее! – Ухмыл усмехнулся. – Греки-то, вишь, три солнца катают, а мы-то – два… После таких слов ум Кудыкин и вовсе разбежался весь по закоулкам, ничего в середке не осталось. – Так, может, и нам тоже?.. – Эва! – подивился Ухмыл его наивности. – А где ж тебе третье взять, ежели у нас их всего два и есть? Четное да нечетное… Похожая на качель махина заслонила тем временем весь прочий берег. Как и на пристани, копошились, ползали и ходили по ней людишки, что-то выстукивали, что-то подмазывали. Судя по запаху, дегтем. Резкий голос Завида Хотеныча Кудыка заслышал еще издали. Розмысл стоял под самым перечапом и что-то кому-то указывал. – Суров… – заметил, словно бы похвастался, Ухмыл. – А уж умен-то, умен!.. – Понурился и вздохнул сокрушенно. – Эх, мне бы такую голову – я бы уже, наверно, сотником был… – Чего ж не стал? – впервые подала голос хмурая Чернава. – Смекала недостало? – По грамоте осекся, цифирь не далась… – удрученно признался тот. Сделал знак подождать его здесь, а сам вжал голову в плечи и робкими мелкими шажками направился к розмыслу. Обратился, однако, без поклона и шапку, к удивлению Кудыкину, ломать не стал… Завид Хотеныч, нахмурясь, выслушал Ухмыла, потом повернулся и смерил взглядом Кудыку с Чернавой. Был розмысл высок, острокост, а глаза имел темные, пронзительные. Повинуясь властному движению согнутого перста, древорез и погорелица приблизились не без опаски. Мельком окинув оком Чернаву, грозный Завид Хотеныч воззрился на древореза. – Надевай шапку-то – вши расползутся… – недружелюбно молвил он. – Что умеешь? – Часы… – неожиданно сказала погорелица и придурковато хихикнула. * * * – Значит, из древорезов… – задумчиво цедил Завид Хотеныч, развалясь на стульце греческой, видать, работы и постукивая пальцами по долгому, чуть не до дверей, столу. – Ну что же, это неплохо… Грамоту разумеешь? – Разумею, батюшка, – истово отвечал Кудыка. – Как все, так и мы… Почитай, вся слободка грамотная… Ухмыл с Чернавой помалкивали и старались дышать пореже да потише. Втроем они стояли у самых дверей, как раз в торце стола. Сияли лампы. В углу что-то пощелкивало звонко и однообразно, но метнуть туда глаз, Кудыка не дерзнул. Розмысл вскинул изможденное узкое лицо, прожег взглядом. – А вот чтобы батюшку я от тебя больше не слышал, – скрипуче молвил он. – Сынок нашелся… Как же ты, древорез, к обозу-то пристал? Набедокурил, небось, у себя в слободке да и убрался спозаранку по морозцу, а? Кудыка понурился. И впрямь ведь набедокурил… – Она тебе кто? – Завид Хотеныч кивнул на Чернаву. Древорез замялся. А и впрямь: кто она ему теперь?.. – Да вроде как жена… – Как это – вроде? – Н-ну… невеста… – нехотя выговорил Кудыка. – Тогда внуши своей невесте, чтобы впредь она так больше не балагурила, – сурово изрек Завид Хотеныч и на всякий случай пояснил: – Насчет часов. Так-то вот!.. – Фыркнул, потом сронил в раздумье точеную, по-гречески подстриженную головушку, а уже мгновение спустя вскинул вновь. Что-то, видать, решил. «И впрямь смекалист… – с невольным уважением подметил Кудыка. – Быстро кумекает…» – Добро… – бросил Завид Хотеныч. – Поставлю вас пока на золу, а там видно будет… – Нет! – вскрикнула Чернава и тут же запечатала себе рот ладошкой. – Что такое? – не понял розмысл. – Да погорелица она… – принялся растолковывать Ухмыл. – Из Черной Сумеречи… Боится, когда солнце падает… Ее бы куда-нибудь под землю пристроить… Завид Хотеныч недобро прищурился. Оплошал Ухмыл. Не стоило, ох, не стоило указывать розмыслу, кого куда пристраивать… – Это с каких же пор древорезы погорелиц в жены брать стали? – с морозцем в голосе осведомился Завид Хотеныч. Кудыка лишь виновато развел руками. Розмысл насупился и вновь посмотрел на Ухмыла. – Ты где их таких раздобыл? – Я же сказываю, Завид Хотеныч, с обозом пришли! – вскричал тот, округлив от искренности глаза. У розмысла задергалось левое веко, и, надо понимать, плохо бы сейчас пришлось всем троим, не поскребись кто-то в дверь. – Кого там еще водой примыло? – грянул Завид Хотеныч. Дверь приоткрыли не без робости, и Кудыка словно в прорубь окунулся, ибо порог с поклоном переступил не кто-нибудь, а тот самый рябой высокий волхв из капища близ слободки. Был он, правда, на этот раз без оберегов и без посоха, лик имел испуганный, а в руке держал скатанный в трубку пергамент. – Вот, Завид Хотеныч… – с жалкой улыбкой произнес он, наклоняясь вперед и протягивая грамоту через весь стол. И пока тот озадаченно разбирал крупное размашистое письмо, Ухмыл с кудесником успели быстро, но вполне приятельски друг другу кивнуть, отчего Кудыку потянуло вдруг завести под лоб ясны глазыньки да и прилечь на пол. – Соловей? – строго спросил розмысл. – Соловей… – сдавленно подтвердил волхв. – В чем повинен? – Да в бадье не того спустил… Имена у них были похожие. Один – Докука, а другой – Кудыка… И такая тут пала тишина, что кудесник осекся и непонимающе закрутил головой. В углу щелкало по-прежнему, и звук этот кое-что сильно Кудыке напоминал. – И что… велика разница? – мягко, как бы подкрадываясь на кошачьих лапах, спросил розмысл. Причем обращался к Соловью, а сам смотрел на древореза. – Еще как велика! – с горечью сказал кудесник. – Кудыку-то часы изладить угораздило… А Докука – так… под руку попал… Розмысл улыбнулся, то есть такое скроил изличье, что бедный Кудыка аж съежился. Завид Хотеныч взирал на него, по-змеиному растянув и выгнув рот, словно прикидывал: голову сперва отъесть или же с ног начать?.. Наконец отпустил губы и вновь взглянул на волхва. – Будешь золу грузить, – объявил он. – Не умел языком работать – поработаешь лопатой… Ухмыл, ты поди с ним, скажи, что делать… И тут же возвращайся, уразумел? – Уразумел, Завид Хотеныч! – обрадованно отозвался тот и, ухватив бывшего кудесника за рукав, увлек за дверь. Розмысл изволил подняться из-за стола и, подойдя к Кудыке вплотную, принялся придирчиво его разглядывать. Будто коня на слободском торгу. – Да-а, с виду и не подумаешь… – задумчиво проронил он. – Стало быть, и впрямь часы изладил?.. Такие? Завид Хотеныч, не глядя, ткнул пальцем в угол, и древорез осмелился взглянуть. Там стоял торчмя высокий, как надолба, снарядец узорного чугунного литья – весь в гроздьях и завитках. Внутри, звонко щелкая, ходил молоточек колебала. Стрелок, правда, не было, зато имелся круг с цифирью и суточными делянками. |