Книга Игра ангела, страница 127 – Карлос Руис Сафон

— Пойдем поищем для тебя чистую одежду, — сказал он.

Я последовал за ним в огромную гардеробную, больше напоминавшую зал в музее истории костюма. Здесь хранилась вся одежда Видаля, копившаяся годами и хорошо мне знакомая: изысканные костюмы славных лет Видаля, все до одного, десятки галстуков и пар обуви, а также запонки в красных бархатных шкатулках.

— Все это я носил в молодости. Тебе подойдет.

Видаль сам подбирал мне одежду. Он выдал мне рубаху стоимостью, наверное, с небольшой земельный надел, костюм-тройку, сшитый по мерке в Лондоне, итальянские ботинки, которые не затерялись бы даже в костюмерной патрона. Я молча одевался. Видаль задумчиво наблюдал за мной.

— Широковато в плечах, но тебе придется довольствоваться тем, что есть, — заключил он, протягивая мне запонки с сапфирами.

— Что вам рассказал инспектор?

— Все.

— И что вы подумали?

— Кому интересно, что я думаю?

— Мне интересно.

Видаль присел на банкетку, стоявшую у стены, покрытой зеркалами от пола до потолка.

— Он говорит, ты знаешь, где Кристина, — обронил он.

Я кивнул.

— Она жива?

Я заглянул ему в глаза и едва заметно кивнул. Видаль слабо улыбнулся, избегая моего взгляда. А потом он разрыдался, испустив стон, шедший, казалось, из глубины его существа. Я сел рядом и обнял его.

— Простите меня, дон Педро, простите…

Позднее, когда солнце стало клониться к горизонту, дон Педро собрал мою старую одежду и предал ее сожжению. Прежде чем отправить в огонь пальто, он вынул из кармана томик «Шагов с неба» и протянул мне.

— Из двух книг, которые ты написал в прошлом году, эта лучшая, — сказал он.

Я смотрел, как он ворошит в пламени пылающую одежду.

— Когда вы поняли?

— Даже тщеславного глупца невозможно обманывать вечно, Давид.

Не берусь судить, что прозвучало в его голосе — злость или просто печаль.

— Я поступил так потому, что хотел помочь вам, дон Педро.

— Да знаю я.

Он улыбнулся без всякой иронии.

— Простите, — прошептал я.

— Тебе нужно уехать из города. У причала Сан-Себастьян пришвартовано грузовое судно. Оно снимается с якоря в полночь. Все уже устроено. Обратишься к капитану Олмо. Он тебя ждет. Возьми одну из машин в гараже. Можешь оставить ее на пристани. Пеп заберет ее утром. Ни с кем не разговаривай. Не заходи домой. Тебе понадобятся деньги.

— У меня достаточно денег, — солгал я.

— Денег не бывает достаточно. Когда высадишься в Марселе, Олмо проводит тебя в банк и передаст пятьдесят тысяч франков.

— Дон Педро…

— Выслушай меня. Эти два парня, которых, по словам Грандеса, ты убил…

— Маркос и Кастело. Полагаю, они работали на вашего отца, дон Педро.

Видаль покачал головой:

— Ни мой отец, ни его адвокаты никогда не имеют дела со средним звеном, Давид. Как, по-твоему, эти два субъекта узнали, где тебя искать, через тридцать минут после ухода из комиссариата?

Суровая истина открылась мне с непреложной ясностью.

— От моего друга, инспектора Грандеса.

Видаль согласно кивнул.

— Грандес дал тебе уйти потому, что не хотел пачкать рук в комиссариате. Как только ты вышел из здания, эти два типа отправились за тобой следом. О твоей смерти передали бы в телеграфных сообщениях. Подозреваемый в убийстве сбежал и погиб, оказав сопротивление при аресте.

— Как в старые времена в отделе происшествий, — молвил я.

— Некоторые вещи никогда не меняются, Давид. Тебе это известно, наверное, лучше всех.

Он открыл шкаф и дал мне новое пальто, даже ни разу не надетое. Я принял его и спрятал книгу во внутренний карман. Видаль улыбнулся:

— Первый раз в жизни вижу тебя прилично одетым.

— На вас эти вещи сидят лучше, дон Педро.

— Несомненно.

— Дон Педро, нам о многом следовало бы…

— Теперь все это не имеет значения, Давид. Ты не должен мне ничего объяснять.

— Я должен вам гораздо больше…

— Тогда расскажи мне о ней.

Видаль смотрел на меня с отчаянием, безмолвно умоляя солгать. Мы сидели в гостиной у окон, из которых открывалась полная панорама Барселоны, и я вдохновенно лгал. Я сказал ему, что Кристина сняла небольшую мансарду на rue Суффло и называет себя madame Видаль. И она обещала каждый день в полдень ждать меня у фонтана Люксембургского сада. Я сказал Видалю, что она постоянно говорит о нем, и никогда его не забудет, и, сколько бы лет мы ни провели вместе, мне никогда не заполнить пустоты от разлуки с ним. Дон Педро кивал, и взгляд его блуждал где-то очень далеко.

— Ты должен пообещать мне, что позаботишься о ней, Давид. И никогда не оставишь. Что бы ни случилось, ты будешь рядом с ней.

— Обещаю, дон Педро.

В тусклом вечернем освещении я вдруг увидел его таким, каким не знал прежде: всего лишь постаревшим, сломленным человеком, которого терзают воспоминания и угрызения совести. Он никогда ни во что не верил, а теперь ему в утешение осталась лишь слепая вера.

— Я стремился быть тебе лучшим другом, Давид.

— Вы были самым лучшим другом, дон Педро. Вы были больше чем другом.

Видаль протянул руку и коснулся моей. Его сотрясала дрожь.

— Грандес рассказал мне о том человеке, том самом, кого ты называешь патроном… Грандес сказал, что ты ему должен и веришь, будто заплатить долг можно только одним способом — пожертвовав непорочную душу…

— Это вздор, дон Педро. Не обращайте внимания.

— А тебе не подойдет такая испорченная и усталая душа, как моя?

— Я не встречал человека с душой чище, чем ваша, дон Педро.

Видаль улыбнулся:

— Если бы я мог поменяться местами с твоим отцом, я бы это сделал, Давид.

— Я знаю.

Он встал и наблюдал некоторое время, как на город опускаются сумерки.

— Тебе пора в путь, — заметил он. — Иди в гараж и выбери машину. Какую захочешь. А я взгляну, есть ли у меня наличные.

Я кивнул и взял пальто. В гараже виллы «Гелиос» стояли две машины, сверкавшие, как королевские кареты. Я выбрал ту, что была поменьше и поскромнее, — черную «испано-суису». Выглядела она так, как будто выезжала из ворот гаража не больше двух-трех раз, и все еще пахла новизной. Сев за руль, я включил зажигание, потом вывел машину из гаража и подождал минуту в патио. Поскольку дон Педро не показывался, я вышел из машины, не выключая мотора. Я возвратился в дом, собираясь попрощаться с ним и сказать, чтобы он не беспокоился о деньгах и что с деньгами я разберусь. Пересекая просторный холл, я вспомнил, что забыл на столике у лестницы револьвер, и подошел забрать его. Оружия на месте не оказалось.