Онлайн книга «Эпоха зомби»
|
Второй эсбэошник пер прямо на Гурбана. Хорошенько прицелившись, чистильщик разнес ему голову. А Сташев-младший уже не кричал. Оставив Равиля позади, он просто шел к лаборатории, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Как сомнамбула, он вскарабкался на баррикаду, спустился с нее в каких-то метрах от Гурбана. И отправился дальше. А Гурбан… Гурбан смотрел ему вслед. И видел вместо него своего сына. Того самого мальчишку, которого сажал на шею, с которым ездил в зоопарк кормить капустой мартышек и оленей, которого учил ловить рыбу в Северском Донце под Чугуевым, которому выговаривал за плохие оценки в четверти… Которого он убил этими вот руками. — Прости, сынок! — Гурбан поднял пулемет. Из глаз его текли слезы. Палец коснулся спуска. Но выстрелить чистильщик не успел. Две дымные полосы прочертились над асфальтом, укрытым снегом, — от лаборатории и до баррикады, на которой стоял Гурбан. Две ракеты из боевых комплексов Павел Сташев отправил на помощь своему отпрыску. Воздух, бетон, снег — всё-всё-всё вспыхнуло вокруг, озарилось багрянцем. И мгла накрыла истерзанную душу Гурбана. * * * Нападение было неожиданным. Если в пути Равиль заставлял троих эсбэошников подключаться к симбионтам, контактирующим с животными, чтобы следить за окружающей обстановкой, то в самом Арзамасе подключаться было попросту не к кому. Сам же Равиль, кстати, лишь в крайнем случае признавал взаимодействие с сознанием какого-либо зверя и даже человека, ведомого слишком простым, как он говорил, поводырем. Предпочитал визуальное наблюдение — и с одним лишь глазом вполне справлялся. Обмениваться образами он тоже не очень-то любил. — Мы все-таки люди и не должны отличаться от прочих наших собратьев. Мы не такие, как эти безмозглые твари. — Равиль открыл дверь катера-амфибии и выстрелил в голову тощему зомбочеловеку, что выбрался на большую дорогу в надежде поживиться хоть какой-то плотью, пусть даже падалью. — И очень важно, чтобы твой отец, Дан, стал одним из нас. Он выдающийся человек. Все, чего мы достигли, — все это благодаря ему… Но это было очень неудобно — говорить. В первые часы, когда они только выехали из Москвы, Дан едва сдерживался, чтобы не войти в сеть и не отправить Равилю поток образов, объясняющих его мысли… Сквозь метели и бездорожье они добрались до Арзамаса. Ксю почти сутки не убирала рук со штурвала. Лишь трижды делали короткие остановки, необходимые для нормального функционирования тел. Завал на дороге, ведущей к лаборатории, никого не удивил — обычное дело, беспризорный мир людей за двадцать лет обветшал, через сотню лет брошенные города превратятся в холмистую местность, поросшую лесом и сорняками. На руинах прежней цивилизации вырастет новый мир — и он как минимум будет чище, потому что Братству претят изотопы, братья не хотят дышать отравленным углекислотой воздухом, жрать генетически модифицированный силос и защищаться от излучения, прущего в озоновые дыры, синтетикой, вызывающей рак кожи. Да что там скромничать — этот мир будет раем на Земле! Ведь каждый с помощью симбионтов-поводырей научится понимать любого члена Братства, исчезнут распри, о войнах забудут, как о кошмарном сне… Ощущение грядущего светлого будущего было столь велико, что Данила, когда началась заваруха, поначалу даже опешил: кто, достаточно разумный, чтобы взять в руки гранатомет, будет так безнадежно глуп, чтобы помешать их прекрасной миссии?.. Проваливаясь чуть ли не по пояс в снег, он звал отца — быть может, слишком эмоционально звал, немного стыдясь того, что он до сих пор не смог подавить в себе нерациональное. Как никогда прежде, отец был нужен Даниле сейчас, в этой кровавой бойне в Арзамасе!.. И когда он уже разуверился, что отец придет на помощь, это случилось. И были взрывы, и Дану заложило уши от грохота, его чуть не похоронило под дождем из строительного мусора. Но он все же услышал: — Данила, живо ко мне! Я отключу защитный контур! * * * Очнулся Гурбан от лютой головной боли и жажды. К тому же он был связан. Так что приятным его возвращение в реальность назвал бы только безнадежный оптимист. Еще и огнем жгло ноги, живот и грудь… — Живой? — На него уставились зеркальные линзы. Гурбан дернулся — и едва не потерял сознание от боли, вспыхнувшей в голове, но все же заметил, что его переодели и закутали в силиконовое одеяло. — Значит, живой. Гурбан едва сдержал ярость. Толку от нее все равно пшик, а навредить общему делу можно — вопреки всему он не потерял надежды вырваться из плена и победить. Пока он жив, слизням не стоит ждать поблажек. — На кой я вам? — Вопрос забрал у Гурбана слишком много сил, он утонул затылком в чем-то мягком, в подушке, наверно, и тяжело, со свистом, задышал. Только и мог теперь смотреть в потолок и дышать. Думать и то не получалось. Потолок?.. Где он очутился? Звякнули медвежьи клыки, Равиль навис над ним, обветренные губы зашевелились: — Зря Доктора убил. Он бы всем нам пригодился. Раненых много. Гурбан закрыл глаза. Иначе выказать свое презрение он не мог. — Ксю, займись им. Гурбан вздрогнул. Жива?.. Прихрамывая — нога перевязана настоящими бинтами, на которых четко обозначилось алое пятно, — Ксю, бледная, в пуховом платке, скрывающем ее золотистые волосы, присела рядом. Что-то металлически звякнуло — нож, штык, что?.. Ведь «займись им», да? Именно блондинке выпало расправиться со своим прежним боссом. Уплывая в черное небытие, Гурбан все же чуть повернул голову. Оказалось, Ксю поставила на пол парящую кружку, от которой тянуло заваренными травами. А Гурбан уже подумал… м-да… Мимо проковылял Фаза, его покачивало из стороны в сторону. Тоже уцелел в мясорубке. И непонятно, радоваться этому или огорчаться. Фаза остановился рядом с толстяком, дружком Сташева. Вместе они принялись изучать бронежилет, изрядно подпорченный пулями. После чего толстяк натянул его на себя, а сверху надел простреленную куртку. — Гурбан, ты меня слышишь?.. — Скрип Маркуса ни с чем не перепутать. Долговязого уложили в ногах чистильщика. — Серега жив, только плох очень. Тебя тоже зацепило, ошпарило взрывами. Гурбан хотел было спросить о судьбе Сташева-младшего, но с губ сорвался лишь стон. И все же Маркус его правильно понял: — Тебя интересует, что случилось с пацаном и где мы? Если бы Гурбан мог, он ответил бы, что да, именно это интересует сейчас больше всего. Это самый важный вопрос в его жизни! Но Маркус не спешил прояснить ситуацию, вместо этого он обратился к Равилю: — Ты не ответил моему другу. Зачем мы тебе? — У нас слишком большие потери. |