Книга Эпоха зомби, страница 80 – Александр Шакилов

— Полетели как птички, чирикнуть не успели.

Ксю зажала нос. Смердело от пассажиров бедного вагона так, словно они вообще не знали о существовании воды, мыла и пользе личной гигиены. Впрочем, и чистильщики нынче не розами пахли. Сколько уже в пути…

Вагон казался бесконечным, но все же таковым не был — чистильщики и Мясник в полном составе добрались до тамбура, где и остановились у перехода, отворив дверь.

— Готовы? — спросил Гурбан.

Мясник просто кивнул, остальные показали оружие — врагу не поздоровится.

— Фаза первый, — скомандовал Гурбан. — Потом Доктор, Бек, Мясник и Ксю. Я замыкающий. Работать на поражение по всем, кроме Сташева. И лучше без шума, а там по обстоятельствам. Фаза, давай!

Великан шагнул в гремящую тьму переходника, ограниченную лязгающим металлом. И взялся за ручку двери, ведущей в тамбур следующего вагона.

* * *

Оттолкнув Равиля, который из-за хромоты бегал чуть медленнее, старший проводник первым добрался до тамбура и, наставив пистолет на стальную дверь, другой рукой вытащил из кармана ключ, воткнул его в замок и дважды провернул.

— Успели, — прошептал Семен Маркович.

В этот момент с той стороны дернули ручку, но дверь, понятно, не открылась. А если бы на секунду раньше…

— Подержи-ка. — Вручив подоспевшему вольнику свой АПС, проводник окончательно закрыл проход с помощью двух массивных засовов вверху и внизу двери. Со скрипом толстые рессорные пластины вошли в пазы, приваренные к стенам тамбура. И надо сказать, он очень вовремя это сделал — дверь сотряс мощный удар, конструкция завибрировала, но выстояла.

— Надежно? — спросил Равиль. — Или пальнуть разок-другой?

— Не надо, — качнул головой Семен Маркович. — Пуля не пробьет металл, отрекошетит. А если и пробьет, то на излете. Смысл?

— И что они теперь? — Равиль понимал, что опасность все еще угрожает ему и доставщикам. — Какие у них есть варианты? Они ведь просто так не сдадутся.

Семен пожал плечами и забрал у вольника свое оружие:

— Вернутся назад и попытаются пройти поверху, если сумеют. С этого конца им не выйти, там двери наружные заварены.

— Что предлагаешь? — Равиль навалился на трость всем телом и замолчал.

Старший проводник посмотрел ему в зеркальные линзы и не открыл больше рта. И вновь Дану, душа которого наблюдала за разговором, показалось, что этим двоим вовсе не надо сотрясать воздух, чтобы услышать друг друга. Он почти уже понял, как это у них получается, когда тело его схлопотало пощечину.

Это было неприятно.

И так расплывчатая, реальность вокруг Данилы и вовсе взволновалась, покрылась непроглядной серой рябью. Еще можно было настроиться на верный лад, но тут он почувствовал жар на губах — и пришел в себя окончательно.

Его душа вернулась в тело, оставленное в купе. Легкие с хрипом наполнились воздухом.

Мариша испуганно отпрянула.

— Как в сказке, — сказал Ашот, наблюдая за Данилой. — Только вместо спящей принцессы у нас принц. Ты как, нормально, брат?

Дан кивнул. Голова звенела, глаза застила дымка. И во всем теле слабость. Он обнаружил, что лежит на сиденье, куда его, по-видимому, затащили друзья, когда он потерял сознание. Точнее — когда его сознание упорхнуло вслед за Семеном-проводником и Равилем.

— Гурбан объявился, Равиль куда-то ушел, нас заперли, а ты, братишка, вырубился, как неживой вообще стал. Я тебя по щекам давай уже, искусственное дыхание хотел делать, но тут Петрушевич удружила, чмокнула тебя, а ты — вот.

Дан представил, как ситуация выглядела со стороны. Да уж…

— Долго меня не было? В смысле, долго я был в отключке? — спросил он у Мариши.

— Минут пять.

Долго. Впредь надо осторожней экспериментировать с душой, сознанием, эфирной сущностью, или как там это называется. А то мало ли…

— Брат, давай дверь вышибем.

— Не надо. Равиль вот-вот вернется. Ему удалось задержать Гурбана на некоторое время.

Ашот сделал большие глаза:

— Откуда знаешь, брат?

— Просто знаю.

Мариша погладила Данилу по лицу, еще горевшему от пощечин толстяка.

Щелкнул замок, в купе вошел Равиль.

— Что случилось? — Он посмотрел на одного доставщика, потом на другого, и в конце концов остановил взгляд на Дане.

— Ничего, — не моргнув, соврал тот.

Ему почему-то не хотелось, чтобы вольник узнал о его новых способностях.

Вот не хотелось, и всё.

* * *

Плечо Фазы раз за разом вминалось в дверь перехода. Дверь вибрировала, но не сдавалась. Хорошая сталь, отличные запоры.

— Отойди, Фаза! Дай-ка я! — Ксю со злостью вскинула ППШ, прижала приклад к плечу. Ни дать ни взять партизанка из фильма о Великой Отечественной, просмотренного Гурбаном в детстве. Только валенок и красной ленточки на папахе — вместе с самой папахой — не хватает.

— Не вздумай, — остановил он девушку. — Это не поможет, зато всех завалишь рикошетом. И охрану в ружье поднимешь точно.

— Так что же делать, командир?

— А ничего. Пока ничего. Никуда Сташев с поезда не денется, на ходу не спрыгнет. Тут зомбаков вокруг столько, что только полный псих на своих двоих по Территориям пойдет. Да и на машине не факт, что проедешь. Мальчик не пташка, не улетит от нас. Сейчас или через час, пусть через два, а все равно возьмем. Только бы у пацана в Остроге-на-колесах своих людей не было. Хотя наверняка есть… — Гурбан размышлял вслух, иногда он позволял себе это делать. — Возвращаемся. Тут не выбраться.

— Куда не выбраться, Гурбан? — спросил Мясник.

На его камуфляж было страшно смотреть: пробитая пулями форма производила тягостное впечатление на тех, кто знал, чем грозили человеку подобные ранения. Даже в бронике не каждый осмелился бы принять на грудь очередь из «калаша». Кстати, бронежилет Мясника остался в подвале штаб-квартиры мосинцев, там он его снял.

— Куда надо, — отшила новичка Ксю. — Если командир сам не сказал, не спрашивай. Такие у нас правила. И тебе придется их соблюдать.

Резко мотнув головой, она отбросила челку, упавшую на лицо. Затем повесила трофейный ППШ на плечо. Второе уже оттягивала спортивная сумка с магазинами.

Гурбан кивнул — мол, права блондинка, и ты, Сережа, теперь один из чистильщиков, а не какой-то особенный.

— Всё, назад идем. На месте определимся, — скомандовал он.

Кто бы знал, как ему претила богадельня на колесах, но иного пути к Сташеву не было. Скоро — очень скоро! — они по-мужски крепко обнимутся, даже если пацан окажет сопротивление.

Но надейся на лучшее, а готовься к засаде — такой у Гурбана жизненный принцип с начала Псидемии. Времена оптимизма канули в лету, как и не было никогда. Солнечные дни, прогулки по парку, прохлада фонтана, ряды лакированных лавочек, детишки в электромобильчиках и одинокий пони, привязанный к ели в ожидании пассажира… Яркая поначалу картинка с каждым годом становилась все тусклее. Не образы уже, а набор слов, который должен что-то означать, будить светлые чувства в душе, покрытой толстым слоем пороховой копоти. Но в душе Гурбана больше не было места для подобной ерунды. Все занимала ярость, замешанная на ненависти к слизням, чертовым кукловодам, дергающим за ниточки людских и не только нервов!..