Книга Осторожно! Мины!, страница 16 – Александр Шакилов

Плохо, что Сокол не захватил с собой копье и лук. Собирался-то впопыхах, да и не стрелок он, не его обрубками тетиву растягивать. Зато есть миска и кружка. Но миской много не навоюешь, а кружкой мину не обезвредишь. Как ни старайся. А значит – ждать.

– Тише, Рекс, тише.

Пес скулил, никак не успокаивался. И врагу в глотку вцепиться не спешил – плохой признак, тревожный. Тревожней некуда.

Взрывы. Громко. Рядом уже.

Тряслась бетонная плита, земля дрожала. Небо посерело, скоро рассвет. Злым духам пора прятаться, с первыми лучами солнца закончится их власть, мины перестанут взрываться, Сокол спасется. Ну же, ну, свети солнышко, свети!..

Грохот все ближе. Черная тень, приземистая, хищная, неслась к Стасу, ломая кустарник, сшибая деревья.

Что это?! Неужели?..

Ревел движок, клубился дым. Из-за панельной девятиэтажки, шагах в трехстах от Стаса, выполз самый настоящий танк. Мощные прожекторы, установленные на приплюснутой башне, освещали междутропье. Минный трал бронемонстра подбрасывало на пару метров в воздух, когда он накатывал на очередную противотанковую мину. Противопехотки, конечно, тоже подрывались, но гораздо скромнее.

Однажды, когда Стас был совсем маленьким, мимо их дома проехал танк… Маленький Соколенок тогда спрятался в маминой юбке.

Что-то ужасное двигалось по междутропью. Тварь рычала, стонала и кашляла. Мальчик и его мама стояли на балконе, с которого отлично просматривался двор: кустарник, десяток тополей, высокая трава – ничего особенного. Но малышу не хотелось смотреть вниз. Внизу – нечто из потаенных глубин детского кошмара. Да и юбка такая мягкая и мамой пахнет. А что вышивка царапает лоб, это ерунда. Зато не виден надрывно хрипящий ужас…

Отец, еще не седой, оторвал Соколенка от матери, поднял на руки. Малыш расплакался. Но слезами воина не пронять – он развернул сына лицом к междутропью и заставил смотреть на чудовище.

– Сынок, ты должен это видеть. Это настоящий танк. Их мало осталось, они делают новые тропы, чистят междутропье.

– Зачем? – Мальчик всхлипнул. – Чистят зачем?

Отец удивился:

– А зачем мы живем, сынок? У всех есть предназначение: жить, любить, умереть. У всех: у тебя, у меня, у птицы любой, у букашки. Даже у гремучих змей и скорпионов оно есть, ве́домое лишь Махэо. И у танка своя судьба.

– Он наш друг?

– Он враг наших врагов.

Отец рассказал Стасу о том, как рождаются эти необузданные чудовища, которым мины не страшны. Как сверкает в полдень камуфляж танка-младенца, не обкатанного еще, не стрелявшего. Как из глубоких нор к свету устремляются бронемонстры и, чадя и хлюпая маслом, выбрасывают дымовые гранаты и палят осколочно-фугасными снарядами по бетонным заборам и трансформаторным будкам.

Отец рассказывал, а танк кружил по двору, ломая тополя и траками сдирая дерн. Под тяжелым тралом рвались потревоженные мины: бух! бах! бух! Стас и подумать не мог, что во дворе растет столько мин.

– Хорошо, огород наш стороной объехал, – сказала мама. – Враг наших врагов…

Танк уполз. Грохот еще слышен был какое-то время, а потом стих где-то далеко за домами. Отец разрешил Стасу уйти в свою комнату, а на следующий день взял его с собой в междутропье. Отец крепко держал Соколенка за покалеченную капсюлем ладошку.

Кварталом южнее дома така они остановились.

Большой двор, незнакомый: три кирпичные пятиэтажки квадратом без одной стороны. В центре «квадрата» – березовая роща. Была. Молодые деревья поломаны, вывернуты из земли с корнями. Тропа, продавленная тралом, спряталась за стеной низкой развалюхи, то ли гаража, то ли мусорного киоска. За той стеной покоился танк.

Стасу почти не страшно. Все-таки отец рядом. Да и бронемонстр вовсе не такой грозный, как вчера: ни дыма, ни смрада, ни грохота. Тишина и свежесть утреннего воздуха.

– Он умер, да? – догадался Соколенок.

Отец пожал плечами – мол, все мы не вечны.

– Запас хода ограничен, сынок. Ничего не поделаешь, так суждено…

Давно это было.

А нынче у Стаса словно приступ дежавю.

Траки наехали на соседнюю плиту. Всего десяток шагов разделял Сокола и железную громадину, пышущую жаром. Пахло сталью и машинным маслом. Укусив Стаса за руку, Рекс вырвался и кинулся прочь. Зацепы безжалостно сдирали с плиты мягкую прослойку мха, обнажая бетон. А потом плита лопнула под тяжестью боевой машины. Но бронемонстр этого даже не заметил: как полз себе, так и дальше ползет.

Друг? Враг наших врагов?

Дым, вонь, лязг металла, слепая мощь и безрассудная ярость.

Спаренный пулемет, усиленная гидравлика.

Взвыл движок, облако выхлопа обдало Стаса, прожекторы ослепили. Он едва успел отпрыгнуть – танк, проявив завидную резвость, прокатился прямо по «кровати», плита с треском раскололась надвое.

– Ах ты боек ржавый! Да я тебе тэкаэны [32] выколю! А ну пошел вон отсюда! – В крови Стаса было столько адреналина, что голосовые связки напрягались сами собой.

Да только танку без разницы, кричат на него или нет: он едет себе и едет, пушкой по сторонам вертит. Он же ого-го!

Вот так ночью Стас оказался посреди междутропья.

Хорошо Рекс вернулся. Хоть и укусил, а вдвоем как-то веселей.

Да и осознал пес вину: жалобно скуля, прижался к мокасинам хозяина.

Пять матчей назад подростки-болельщики из Северной Ирландии помочились с верхнего яруса трибун на зрителей ниже. Произошла несусветная давка. Сорок три гражданина Великобритании погибли, более трехсот получили ранения различной степени тяжести. Футбол – жестокий вид спорта.

Утро. Солнечный свет протиснулся в щели жалюзи. Это иллюзия. Здесь нет окна и солнца нет. И свет, и жалюзи – лишь голограмма.

– Подъем! Хватит спать! Подъем-м-м, м-мать в-вашу!

У Макса Мцитури посетители – вчерашние вежливые парни с физиономиями мыслителей-интеллектуалов. Они тактично – пинками – согнали с постели заслуженного ветерана, почетного мастера спорта. Мол, нечего бока отлеживать, топай на собрание команды. То есть на смотрины нового состава.

Широкий коридор, выкрашенные белым стены. Кабинка скоростного лифта. Сенсорная панель с мерцающими циферками. Затянутый в латекс палец «мыслителя» коснулся самой нижней «кнопочки». Спуск – желудок запутался в голосовых связках. Коридор. Под ногами красная дорожка. Интимный полумрак.

Вползая в конференц-зал раздевалки, Макс поморщился от боли в голове: громкие звуки беспрепятственно проникали в мозг, минуя изоляцию черепной коробки.