Онлайн книга «Дети богов»
|
Боль была такая, что способность видеть на секунду утратили оба глаза. — К-72563, вы приговариваетесь… — прошелестело надо мной. Но я и так знал, к чему приговариваюсь. Когда холодные пальцы — или кольца червя — сжали мое сердце, я понял. Я не умру. Я не умру, я стану частицей, мельчайшей клеточкой, волоском пищеварительного тракта этой ненасытной твари. Я буду жить вечно, и вечно сосать, грызть, переваривать и испражняться, я буду вечно мучиться голодом и жаждой, не знающими утоления. Я буду… Я не мог даже вспомнить собственного имени. Вокруг резко потемнело. Кольца сжались сильнее. Кажется, я закричал. Имя. У меня ведь было имя. И слово пришло. Оно не было моим именем, но я прохрипел в нависшую надо мной белесую прорву: «Иамен». — Что? — Иамен. День второй, позже Мы ехали по каменистой равнине, протянувшейся рыжевато-серым платом — от горизонта до горизонта. Рыжей была земля. Серой была трава. Над равниной катились вереницы малиново-бурых закатных облаков. — Здесь что, никогда не темнеет? — Если очень захотите, потемнеет. А зачем вам? У вас же, Ингве, боязнь темноты. — Посидели бы вы в том карцере… Иамен, кажется, усмехнулся: созерцая лишь его коротко стриженый затылок, наверняка сказать я не мог. — Ингве, вы еще не поняли? Я сижу в этом карцере всегда. — Что-то я вас там не заметил. Разговаривать, обращаясь к плечам и затылку собеседника, оказалось удивительно неудобно. — Если бы меня там не было, вас бы попросту сожрали. — Вы что, и вправду с Эрликом перевертыши? — Смотря что вы называете «перевертышем». Я подумал. — Вот Гармовой. Снаружи у него человек. Внутри волк. Он выворачивается наизнанку. И вы… Он кивнул лошадиной гриве. — У нас с папашей посложнее, но да… Примерно так. День первый — …Иамен! Сначала ничего не изменилось. Потом червь исчез, пропал заодно с солнечным светом и садом. Оба моих глаза: и мертвый левый, и живой правый — увидели, как проступает седина в волосах стоящего надо мной человека. Темнеет радужка глаза. Зрачки его расширились… И с криком отвращения некромант выдернул руку из моей груди. — Меня зовут Ингве, сын Драупнира, сына Дьюрина, — сообщил я себе самому — или серому миру вокруг, или некроманту. — Будем знакомы, — мрачно ответил Иамен, не сводя взгляда с собственной ладони. Пальцы у него сплошь были измазаны липким и красным. Подняв голову, некромант огляделся — выражение отвращения у него при этом с лица не сходило. Оно и понятно. Стол с остатками червивой трапезы кого угодно смутил бы. — Как-то мне хреново, Иамен, — пожаловался я. — Холодно. И почти ничего не видно. Он обернулся ко мне. — Ингве, у вас в груди здоровенная дыра. Вы умираете. — А здесь можно умереть? — Умереть везде можно. — И то хорошо. Я хмыкнул. Он нахмурился. — Вы нашли что-то смешное в своем положении? — Да нет. Просто не ожидал, что вы будете последним, кого я увижу в жизни. Без обид, но вы, Иамен — не самый очевидный выбор. Некромант присел на скамью рядом с мечом — туда, где еще так недавно восседал его отец. — А кого бы вам хотелось сейчас увидеть? Я подумал. И понял, что никого. Какая жопа… Становилось все темнее. Боль в груди меня почти уже не донимала, и только вот эта темнота… Опять, Хель, ну почему же вечно меня заносит в какой-то мрак? Я пошевелил губами, понял, что еще могу говорить, и ответил: — Мне хотелось бы, чтобы светило солнце. День второй, позже Я не мог понять, с чего меня так колбасит. Казалось бы, после тесной кутузки ехать и радоваться бескрайней равнине. Я не радовался. Равнина почему-то казалась мне воплощением той самой прорвы, куда я чуть не угодил. Куда все проваливается и проваливается… Иамен потянул за повод. Кляча остановилась. Он обернулся ко мне и недовольно сказал: — Кончайте заниматься творением лишних сущностей, иначе мы никогда не доедем. — Чем? — На кой вы пытаетесь заполнить окружающее пространство всякой дрянью? Я же говорил — нам надо спешить. Или не терпится опять повстречаться с моим папашей? — Проверьте катану. Он вытащил катану из ножен на поясе. Ржавчина поднялась по серебряной стороне чуть более, чем на четверть. Когда я снова взглянул на равнину, то обнаружил, что местность изменилась. Мы ехали по мощеной улице средневекового города. Дико воняло отбросами, гнилым мясом и кошками. По бокам почти вплотную сходились грязные стены домов. Нашу улицу пересекала другая, и по ней двигалась мрачного вида процессия. Факельщики. Солдаты. За ними повозка. На повозке торчали два столба, и к ним за руки привязаны были две тощие патлатые женщины в саванах, обритые наголо. Там же стояли священник и палач. Палач как раз натягивал на голову одной из женщин желтый бумажный колпак. Рядом присвистнул Иамен. — Ну все, Ингве, вы доигрались. День первый Умирать оказалось темно. Я напряг зрение, пытаясь увидеть хоть что-нибудь сквозь сгущающуюся пелену. Увидел. Все того же некроманта. Выражение его глаз было непередаваемым, дикая смесь: сожаление, гнев, растерянность, обреченность. Гадливость? — Не пяльтесь на меня так, Иамен. Лучше отвернитесь. Мне и без того скверно. Он действительно отвернулся. Протянул руку, взялся за покрытые ржавчиной ножны. И подсунул рукоять под мои пальцы. — Возьмите меч. — Что? — Возьмите меч, быстро. Только, аллаха ради, не вытаскивайте его из ножен. — Какого… — Перестаньте трепаться и возьмите меч. Я напряг не желавшие подчиняться мышцы и сжал пальцы на рукояти. Хрустнула и осыпалась ржа, и ладонь коснулась первородного золота. «Ну здравствуй, Тирфинг». И клинок ответил мне уже знакомым подземным гулом. |