Онлайн книга «Ищите кота»
|
– Тогда к подруге? «Моя единственная любимая подруга меня предала. Конечно, есть еще Настя, и Света, и Наташа. Но заявиться к ним на ночь глядя? Все рассказать? И домой я ехать не могу. Увидеть Сергея, объясняться с ним? Не выдержу. Ежик в груди раздуется, от сердца ничего не останется, а ежик будет все расти, и я превращусь в кровавый фарш. Только при мысли о Сергее мне нехорошо. Зачем так больно умирать?» При скудном освещении салона Максим увидел, как побледнела Дина. Она дышала мелко-мелко, хваталась за грудь. – Вам плохо? – испугался Максим. В милой комедии «Французский поцелуй» главной героине, которая собралась падать в обморок, герой делает лечебную гимнастику: хватает за голову и начинает ее качать, опускает-поднимает, вверх-вниз, до коленей и обратно. И еще где-то, не помнит где, Максим слышал о таком способе первой помощи – обеспечить прилив кислорода к мозгу. Или отлив? Не важно. Максим захватил Динин затылок и силой послал ее голову вперед и вниз. Во «Французском поцелуе» Мег Райан сидела на стуле, и Кевин Клайн свободно качал ее голову вверх-вниз. Дина находилась в автомобиле, поэтому первая помощь, оказанная Максимом, обернулась тем, что он с размаха шмякнул Дину головой о панель приборной доски. – А-а-а! – завопили они хором. Максим – от раскаяния, потому что он не собирался колотить головой дамы о панель. Дина – от ужаса, потому что Максим сошел с ума и стал драться. – Простите! Ради бога, простите! – умолял Максим. – Я не хотел! То есть я хотел вам обеспечить прилив, он же отлив крови… или кислорода? Словом, хотел помочь, вы так жутко побледнели. Вам очень больно? Дина прислушалась к себе. На лбу саднило, но сердце не болело! Исчезли иголки, спрятался ежик, и сердце стучало как обычно. Вернее, его не было слышно. – Какой кошмар! – сказала Дина. – Не то слово! – подхватил Максим. – Тысячу раз извините! Вам нужно что-то холодненькое приложить, – суетился он, вытащил ключи зажигания и протянул Дине. «Какой кошмар! – думала она. – Чтобы избавиться от сердечной боли, мне нужно было получить по башке. Надо поискать в Интернете объявления для мазохистов. Что-нибудь вроде “За пять сеансов порки излечиваем от несчастной любви”». – Максим, успокойтесь! Я верю, что не в ваших привычках оглушать дам подобным способом. – Точно не в моих! Клянусь! Я вас приложил из лучших побуждений. – Вы не могли бы дать мне денег в долг? Простите, что обращаюсь, вы и так много для меня сделали… – Даже слишком, – хмыкнул Максим. – Я выскочила из дома без сумочки, без телефона, без денег, только проездной на метро был в кармане. Завтра я долг отдам. И отвезите меня, пожалуйста, в какую-нибудь гостиницу. – Чтобы поселиться в гостинице, требуется паспорт. – Правда? – расстроилась Дина. – Но ведь есть гостиницы, где формальности не соблюдают. – Наверное, есть, я их адресов не знаю, а вам определенно там не место. – Дома свиданий? – догадалась Дина и брезгливо сморщилась. Она держала брелок на лбу, на шишке, а ключи свешивались Дине на нос. Дина выглядела потешно – настолько, насколько может потешно выглядеть женщина, которая держится изо всех сил и которой только что нанесли легкие телесные повреждения. Максим порылся в ящичке под широким подлокотником между сиденьями, достал маленький фонарик в металлическом корпусе, протянул его Дине: – Меняем компресс. Дина отдала ему ключи, приложила фонарик ко лбу и пошутила: – Фонарь на фонаре. Максим завел машину и тронулся с места. Он все еще злился на себя, не мог понять, как угораздило его выказать себя кретином. Он очень испугался за Дину. Окажись на ее месте любой другой человек с признаками умирания, Максим тоже бы струхнул. Но не до потери разума – только идиот мог забыть про панель и ударить женщину. Несчастная Дина была самой собой – в горе женщины забывают что-то из себя изображать, нести образ. Дина-сама-собой была очень обаятельной, несмотря на полукоматозное состояние. Кроме того, она не ныла и не плакала, чего Максим очень опасался и за что проникся уважением к Дине. «Подведем итоги. Во-первых, когда я сытый, я очень добрый, но кретин, – мысленно перечислял Максим. – Вывод: не ходи на важные переговоры сытым. Во-вторых, Дина по-настоящему обаятельная женщина, и я ее уважаю. Вывод: я уважаю женщину, потому что она обаятельная». Максим крякнул, чтобы подавить смешок, и подумал, что молчание затянулось, как бы Дина опять не отключилась. – Как вы? – спросил он. – Хорошо. – Давайте вести светскую беседу, – предложил он. – Что вы предпочитаете: истории, анекдоты, загадки? – Мне все равно, пусть будут загадки. – Отлично. Загадывайте. – Я? – Конечно, вы. Я веду машину, а вы меня светски развлекаете загадками. – Хорошо. За последний час Дина раз десять сказала «хорошо». В подчинении чужой воле она по-прежнему чувствовала спасение. – Что нужно делать, когда вы видите зеленого человечка? – спросила Дина. – Его надо схватить, связать, если станет брыкаться. И срочно вбрасывать информацию в социальные сети: я поймал инопланетянина на углу Садовой и проспекта Мира. Правильно? – Когда вы видите зеленого человечка, нужно переходить улицу. – Один ноль, – признал поражение Максим. – Дальше. – Может ли страус назвать себя птицей? – Запросто. Если твои предки летали, то ты птица, хотя никогда не увидишь неба. – Страус не может назвать себя птицей, потому что он не умеет разговаривать. – Дина, откуда у вас такие дьявольские загадки? – Мы с сыном их любим. – Последняя попытка? – Хорошо. Что легко поднять с земли, а кинуть далеко трудно? – Пятитысячную купюру. Поднять легко – понятно. А кинуть далеко – извините! – Интересный ответ. Пожалуй, его можно засчитать. – А правильный какой? – Пушинка. – Мы на месте, – сказал Максим, въезжая во двор. – Где на месте? – вгляделась в темноту за окном Дина. – У моего дома. – Максим, это неудобно, спасибо, конечно, но я… – А вы перестаньте жеманничать. Ехать вам некуда и не к кому. Не оставлять же мне вас на вокзале в самом деле. Вот если бы я подбил вам глаз, тогда другое дело, а с маленькой шишкой на лбу вам ничего на вокзале не светит. Максим говорил и парковал машину, оглянувшись назад, подавал задним ходом, стараясь вписаться между другим автомобилем и деревом. Из-за того, что был занят сложным маневром, речь его звучала нейтрально, без нажима. Так говорят, когда хотят донести обыденную информацию, а не уговаривают, убеждают. |