Книга Седьмое небо в рассрочку, страница 41 – Лариса Соболева

– Слава богу, «скорую» не нужно вызывать. Идемте, пусть спит.

Аня стянула с окорочков чернушки рваные колготки, накрыла Зойку пледом, распахнула створки окна, чтоб залетный свежий ветерок проветрил дурную головушку сестрички, после чего оба вышли из комнаты.

– Я вам безмерно благодарна, – убирая со стола книги и тетради, сказала Аня. – Сама хотела объехать кладбища и устроить там разгром… (А его удивлению не было конца.) Хотите чаю, Дима? У меня есть яблочный пирог… э… шарлотка.

– Не откажусь. – Он не расселся на правах гостя и спасителя за круглым, явно древним, как этот дом, столом, не стал ждать, когда его обслужат, а двинул за Аней на кухню. – Кому ты хотела устроить разгром?

– Неформалам, к которым прибилась Зойка. Задурманили ей голову мыслями о загробном мире, вампирах, вечности… Летом тусуются на кладбищах, зимой собираются в заброшенных зданиях, дома-то родители затрещин надают, а там они на свободе…

– А ваши родители где?

– Мама очередной раз вышла замуж, а папа давно умер, это его квартира. Держите поднос и несите чашки в комнату…

– Давай на кухне, – предложил Марин. – Чем помочь?

– Ничем. Сейчас закипит чайник, а я пирог нарежу.

Славная она, симпатичная и уютная. Обычно Марин с ходу определяет, чем брать девушку, и примерное время, которое предстоит на этот процесс затратить. Аня в рамки не вписывалась, наверно, потому, что она… слишком хорошая, а хорошие девушки пресноватые. Другое дело Зойка, сразу видно: очень плохая, так вот плохие как-то родней.

– Сколько лет твоей Зойке? – спросил он.

– Четырнадцать.

– Ско?.. – вытаращился Марин, не забыв схватить самый аппетитный кусок пирога. – Ну, знаешь… ты выглядишь моложе. Я думал, ей лет восемнадцать-двадцать. Честное слово.

– Потому что она крупная. Крупные люди выглядят старше паспортных данных.

– Да уж… На предплечье у нее тату… что означает?

– Не знаю. Все это заморочки го´тов.

– Го´тов? – прикинулся он, будто ни разу не слышал о них.

– Го´ты – субкультура в молодежной среде, эдакий декаданс в современном толковании. Они ходят в черном, тоскуют о смерти… пожалуй, это больше всего меня беспокоит, в их среде не редки самоубийства.

– А то, что она очутилась в руках незнакомого мужчины, то есть меня, не беспокоит? Почему Зойка невменяемая?

– Думаю, перекурила травки.

– Ха! – ударил он себя по колену ладонью. – И ты так спокойно говоришь об этом?!

Аня разлила по чашкам чай, поставила перед Мариным тарелку с пирогом (первый кусок он уже приговорил) и присела с задумчивым видом. Сложно объяснить то, что не понимают благополучные люди, которые не сталкивались с подобными завихрениями. Аня и не пыталась, а лишь раскрыла свою бесхитростную тактику по отношению к младшей сестре:

– Пока я бессильна что-либо изменить, а диктатом могу окончательно толкнуть Зойку в пропасть. Надеюсь, она перебесится и придет к традиционным нормам, свойственным психически здоровым людям.

– Нормы и традиции воспитываются с детства. – «Здорово рисанулся», – подумал про себя Марин и даже смутился, но слегка. – Ты же учительница, должна знать.

– Кто сказал, что я учительница?

– Я видел на столе учебники, тетради.

– А… Это учебники по медицине, я учусь заочно. Может, неправильно веду политику с Зойкой, но я беседую с ней, объясняю… Подростки состоят из протеста, хотя толком не знают, против чего бунтуют и чего им недостает. Может, любви? Тепла? Романтики в этом тусклом мире? Я стараюсь сделать так, чтоб тянуло Зойку сюда, чтоб она знала: дома хорошо, уютно, ее ждут, любят. А как еще вытащить?

Марин не мог не оценить умную политику, хотя и не бесспорную, с его точки зрения, тем не менее изобретение Ани в области педагогики он кинул в собственную копилку, пригодится. Основные его мысли вертелись вокруг убийцы и Зойки, по идее, их ничто не должно связывать, но связало: одинаковая татуировка. Может, в этом треугольнике – зам прокурора, наемный убийца и девочка в рваных колготках – нет общих линий, стало быть, треугольника нет. Может, убийца лет пять назад бегал по кладбищам в черном балахоне, доводил до инфарктов прохожих и называл себя го´том или сатанистом. От того времени осталась у него памятка – анкх на плече. Все может быть, но… но… но…

– Значит, твоя сестра состоит в организации, – произнес Марин. – А кто руководитель? Зойка рассказывала?

– Какой-то Анубис. Мне она его не показывала.

– Кто-кто? – хохотнул Марин.

– Анубис – псевдоним. Так звали древнеегипетского бога смерти, а настоящего имени лидера я не знаю. У него есть… как бы заместитель, то есть правая рука – Умбра. Имя, кажется, у них означает темноту.

– Заместитель бога смерти? Вижу, и среди поклонников загробной жизни развели бюрократию.

Аня рассмеялась, согласившись с ним. Потом заметила, что подобные организации с загадочно-мистическим уклоном создаются инфантилами, у которых дефицит самовыражения. На фоне мальчишек и девчонок, ищущих себя, все эти Анубисы выглядят титанами. Марин слушал, кивал, отметив, что Аня девушка умная. Приятной беседе под чай с пирогом мешала… музыкой это нельзя назвать даже с натяжкой, безусловно, посторонний грохот вызывал раздражение.

– Что это у вас тут за концерт? – поинтересовался он у Ани.

– Не спрашивай, – отмахнулась девушка. – Меломан поселился. До одиннадцати музыка гремит, потому что шуметь можно до этого времени, а после одиннадцати – потому что ему нравится. Мы скоро свихнемся.

– В доме нет мужиков набить меломану морду?

– Пробовали с ним говорить, но…

– Ладно, разберемся. Проводи меня.

В подъезде децибелы ударили по ушам основательно, жаль, у Марина уже не было времени задержаться.

Хок перекинул в компьютер данные с двух телефонов, вынул сим-карты и повернулся к Людмиле с вопросом:

– Что еще?

Не услышала, слишком увлечена была. Она обосновалась в углу дивана, поджав под себя ноги, сгорбившись, и просматривала смартфон Гектора, надеясь… На что Люда надеялась, он предсказать не взялся бы, да и не понимал, зачем ей чужая информация. Озадачившись, Илья забыл о первом вопросе и задал другой:

– Что ты ищешь?

– Если б знать… Все, что поможет найти заказчика.

Нет, только не гонка за тенью! Вслух об этом не говорят, но в душе Илья ликовал, ощутив себя освобожденным узником после убийства Гектора. Он не желал ему смерти ни в мыслях, ни во сне, ни наяву – нет, нет. Так уж случилось, и не Илья в том виновен. Но договор с Гектором аннулирован именно смертью, этот пункт и радовал, потому что пришло осознание: охота на людей не его стихия. Илья решил кардинально перестроиться, и вдруг нате вам: заказчик ей нужен!